Выход из одиночества

Панизовская Галина

Кто-то читал вслух вечернюю свежую газету:

– "Профессор ди Эвор произвел в своем институте ряд проб воздействия на организмы на расстоянии, Кролики и морские свинки погибли мгновенно, в ценном институтском аквариуме тоже заметно опустошение. Однако военное ведомство сообщает, что оно не имеет отношения к странным экспериментам. Наот корреспондент установил, что опыты проводились с участием лиц иностранного подданства..."

– Малин, милейшая, вы сами слышали, что профессор ди Эвор велел иностранцу идти в крольчатник?

– Да, господин прокурор.

– Я не прокурор.

Прошу называть меня господин старший следователь. Кстати, наш разговор не подлежит огласке. Иначе... Вам ясно?

– Да, господин старший следователь.

– Простите, я хотел бы задать госпоже вопрос...

– Спрашиваю здесь я... Хотя... Вы - ассистент Сильвейра?..
– Листает записную книжку, говорит значительно мягче: - Пожалуйста, господин Жиль. Прошу вас.

– Малин! Вы ошиблись. Профессор ди Эвор не мог ничего разрешать. Профессора не было в институте...

– Кастелянша Малин! Вы слышали заявление ассистента? Подумайте и ответьте. Помните, вы дали присягу... Итак, слышали ли вы, что профессор ди Эвор...

– Слышала. Слышала, ей-ей-богу.

– Малин! Опомнитесь! Его не было в институте...

– Господин Сильвейра, я не разрешал вам...

– Но ведь его же не было. Не было! Всему городу известно: он не бывает по пятницам... Потому самозванец...

– Спасибо, Сильвейра! Милейшая Малин, господин ассистент утверждает, что профессор не бывает з институте по пятницам. Вам это известно?

– Не знаю.

– То есть чего вы не знаете, Малин? Следствие просит вас уточнить - чего именно вы не знаете. Не знаете, бывает ли профессор по пятницам, или не знаете, что его не бывает?

– Не знаю...

– Чего вы не знаете? Я хочу знать, чего вы не знаете! Хорошо, начнем сначала. Слышали вы, что профессор ди Эвор?..

– Слышала. Вот ей-богу же слышала...

– Здравствуйте, господин Сильвейра. Очень прошу, не сердитесь. Мы вынуждены соблюдать осторожность...

Жиль моргнул, еще раз моргнул, сощурился. Глаза болели от яркого света. Он стоял на ковре посреди роскошного зала. Наверное, это был зал дворца. Гладкие колонны отражали солнечный свет. Солнце падало в огромные окна - в огромные застекленные окна, расположенные вдоль верхней части стен. Солнечные лучи тянулись вниз наискось - яркие, радостные. В них плавали серебряные пылинки.

– Нет-нет. Сохраните повязку. Пригодится для обратной дороги.

Жиль взглянул на свои покрасневшие запястья, потер их.

На него набросились сзади в тот момент, когда он садился в машину.

Везли, держа за руки, с завязанными глазами.

– Что это значит?
– Вопрос его был, конечно, чисто риторическим.

– Ну-ну. Прежде полагается поздороваться.

Зал был почти пуст. Застлан ковром и пуст. Только посредине размещалась низкая тахта, стеганая, заваленная подушечками. Там возлежал человек. Маленький, толстый человечек с гладкими женскими щеками. Жиль где-то уже видел этот брезгливый взгляд.

Человечек лежал на боку, подложив подушку под талию, опершись о согнутый локоть.

Жиль стоял перед ним. Его привели и поставили прямо перед ним, и два двухметровых атлета встали на изготовку по сторонам... А человечек разыгрывал пашу в шелковом восточном халате...

– Вот что, - зло сказал

Жиль, - кончайте-ка оперетту.

– Вы смелый человек, господин Жиль.
– Министр внутренних дел герцог ди Визеу семенил по своему кабинету. Длинный халат паши мешал герцогу, путался в ногах. Кабинет оказался тут же, сразу за восточным залом, - обычная почти скромно обставленная комната.

Жиль сразу, без приглашения, сел, закурил хозяйские сигареты. Во-первых, не оказалось своих - выпали, видимо, во время драки. Во-вторых, клокочущая внутри злоба не проходила. Больше всего злило почему-то кретинское представление с переодеванием министра в пашу. Хотя театральные пристрастия второго вождя конды были общеизвестны...

– Прошу простить за маленький водевиль, - журчал министр, - но... вы оказались смельчаком, Сильвейра, а именно это мы и хотели установить...

"Врешь, - сказал про себя Жиль.
– Бездельник. Комедиант. И даже самому стыдно".

– Странно, что моя особа так интересует господина министра.
– Это прозвучало вызовом.

Герцог наклонил бабье лицо:

– Полно вам, так ли уж странно? Вы скрытны так же, как и смелы, господин ассистент. Это делает честь выбору вашего уважаемого патрона господина Советника...

"Советника? Опять Советника?
– Жиль закрыл глаза, провел по лицу рукой.
– Значит, все-таки это правда? Ясно, правда, раз об этом говорит сам соратник Советника, ди Визеу..."

Ноги налились свинцом, тело отяжелело... Страх?

Весь этот день был нескончаемо, невыносимо длинен. С самого утра, с первых услышанных на товарной станции проклятий, им овладело оцепенение. Он даже не смел уйти - стоял и слушал, молча слушал все, что рычала толпа... На минуту он ощутил, что ему хочется ворчать вместе с ними, хочется поддакнуть... Видимо, это был страх.

Из этого состояния вывело его нападение. Нападение, похищение, дурацкое представление во дворце министра... Ощущение было такое, будто кто-то стукнул его палкой по голове. После этого голова немного кружилась, но страх и всякое беспокойство куда-то исчезли. Злость, холодная злость. Похитители сунули его в машину, завернули руки за спину - он даже не вырывался. Ни к чему было тратить усилия на этих в конце концов наемных слуг. Следовало добраться до их хозяев... "Ах, это сам министр? Ну что ж"...
– Жиль был наполнен каким-то азартным воинственным презрением...

Но тут презрительное бесстрашие исчезло.

– Ваш патрон - Советник... Как видите, мы это знаем. Министр самодовольно мяукнул.

Жиль положил сигарету.

До сих пор, опьяненный злостью, он сидел в рабочем кресле министра. Сидел, вытянув ноги, положив их одну на другую, высоко задрав ступню в забрызганном ботинке, и пускал в лицо герцогу табачный дым...

Теперь он чувствовал себя в этой позе весьма неловко. Конечно, тут был и страх (кто не боялся конды?), но кроме того, Жиль просто не привык быть хамом... И однако взятая им хамская манера, именно эта манера только и помогала... Только она была единственно верной. Жиль чувствовал это всеми нервами... Очень хотелось хотя бы опустить ногу. Но нет, нельзя: слишком заметна была бы перемена... А сигарету пришлось положить - кисть мелко дрожала.