Выход из Случая
Шрифт:
Маленькая старушка в очках мелко перебежала перед трамваем и вдруг погрозила ему вслед кулачком.
Мальчик в синей шапке с красным помпоном ел эскимо, аккуратно облизывая его розовым языком, чтоб эскимо, убывая, не теряло бы своей формы.
Толстый мужчина в грязном халате продавал с лотка яблоки, ухарски вскрикивая,
— Ух, яблочки джонатан! Купи — кучерявый будешь!
Поперечины перехода блестели в солнце свежим и черным. Синие голуби важно переходили по переходу на красный свет и вдруг взлетали перед самым носом машины. Черный газон будто бы на глазах обрастал игольчатой, острой травой. Тонкие деревца стояли вдоль тротуара, и на тонких их, глянцево-черных ветках тихо, будто птенцы, вылуплялись уже слабые нежно-зеленые листики…
На крыше пятиэтажного дома напротив почему-то сидел человек и читал книжку, будто крыша — самое место. Женщина на балконе поливала цветы, и вода сочилась сверху на тротуар, словно в этом месте шел дождик..
Женька сейчас ни о чем не думала, ничего не чувствовала, будто истратила весь возможный для человека запас думать и чувствовать. Все, что было недавно, было не с ней и не могло быть с ней, с Женькой. Просто она стояла. Смотрела. Слушала. Ощущала на своем лице солнце. И все это было прекрасным сейчас. И другого ничего не было.
Слабо мелькнуло вдруг, что там, в Верхних Камушках, осталось нестираное белье. Платье. Рубашки. Даже, кажется, трусики. Надо было вчера постирать, но она не успела. И теперь Валерий все это найдет, чего Женька всегда перед ним стеснялась. Но тут же — слабо, без боли — вспомнила, что она же больше никогда не увидит Валерия. А значит, это уже не стыдно, что он теперь найдет, не имеет значения. И эта смешная мысль в ней потухла, слабо и далеко мелькнув.
Папе с мамой надо дать телеграмму. Ну, это она
Вдруг Женька вспомнила и зашарила по карманам. Потеряла? Нет, вот. Скомканная бумажка. Расправила. Цифры уже чуть стерлись, будто давно, ужасно давно. Но разобрать. Два — шестьдесят шесть — восемьдесят — восемнадцать, Комаров Павел Федорович. «Обязательно позвони, поняла?» — вдруг услышала ясно. Над ухом. Вздрогнула. Где же будка?
Хоть все, что было недавно, было не с ней…
И еще он что-то сказал. Но что? Сказал — после девяти. Обязательно, Павел Федорович! Ровно в девять она позвонит. Телефон: два — шестьдесят шесть — восемьдесят — восемнадцать.
Цифры будто вспыхивали и гасли. Но это было нестрашным сейчас. Тихие вспышки и тихая тишина между цифр. Все было прекрасным сейчас и значительным, как никогда. И другого ничего не было.
Девушка в меховой куртке — симпатичная, нос упрямо вздернут, глаза чуть шалые от весны, от горячего солнца, и темная родинка на виске, как метка, — стояла возле метро «Площадь Свободы» и смешно шевелила губами..
— Молишься, что ли? — бросил парень, бегущий мимо, в метро.
— Она стих учит, — откликнулся кто-то.
Женька слабо — издалека — улыбнулась…
Красный трамвай бежал по блестящим рельсам. Синий автобус бежал через площадь. Бежал воробей вприпрыжку. Люди бежали, городской народ, быстрый. Ныряли в метро — вскочить, ехать, успеть. Тут некогда особенно разговаривать, вглядываться друг в друга. День — рабочий, будний — в разгаре…
1977