Выход на бис
Шрифт:
Поэтому я опять прибавил газу, потянул вверх и вправо, но тут с ужасом увидел, что стремительно сближаюсь с полицейским вертолетом. Откуда он вывернулся, хрен знает, я его во время предыдущих маневров потерял из виду. Боюсь, что и полицейские тоже не поняли, куда я подевался, когда снизился до полусотни метров. И когда мой вертолетик, разогнавшись примерно до двухсот миль в час, понесся в ту самую точку, где вертолеты должны были долбануться друг о друга и превратиться в огненное облако, из которого летят металлические клочья, пилот «ирокеза» решил, что имеет дело с фанатиком.
Это,
Поскольку полицейский пилот решил, будто неизвестный террорист, угонщик, воздушный пират или как там еще меня представили, разделавшись с более нормальными спутниками и повыбрасывав их из кабины, собрался идти на таран, он подумал, что моя главная цель — врубиться в его машину. Он и не подозревал, что я вовсе не собираюсь таранить, а, наоборот, очень хочу избежать столкновения, только не знаю, как это сделать.
Нога моя как-то непроизвольно стала искать педаль тормоза. Я словно бы забыл, что нахожусь не в автомобиле, а в вертолете, где педали имеют другое назначение. Глупее мог поступить только пилот, сидящий за рулем автомобиля и потянувший на себя баранку.
Полной последовательности своих действий я не смог бы объяснить никакой комиссии, даже трибуналу святой инквизиции. Во-первых, потому, что сделал несколько чисто инстинктивных движений, подсказанных вовсе не летным, а водительским опытом, а во-вторых, потому, что после всех этих фокусов машину закрутило вокруг оси несущего винта и к тому же с небольшим наклоном к плоскости горизонта. А это означало, что земля и небо, в направлении которых периодически поворачивались то кабина, то хвост вертолета, лично для меня и для Ленки, конечно, стали чем-то единым целым, крутящимся против часовой стрелки. Однако при этом вращении горизонтальный вектор тоже сохранился, и вращающаяся тарахтелка продолжала нестись в направлении полицейского вертолета. У пилота «ирокеза» при виде столь сумасшедшего зрелища сдали нервы. Он дал полный газ и, накренив вертолет вправо, просто шарахнулся от меня в сторону. Уже через секунду я услышал в эфире дикий вопль. «Ирокез» несся прямо на группу острых скал, торчавших из лесистого склона горы, словно обломки гнилого зуба из десны.
Опять же не помню, какими телодвижениями, ясно только, что совершенно несознательными, мне удалось остановить вращение вертолетика и заставить его забраться повыше. Несмотря на то, что в глазах у меня все еще мельтешило и вращалось, я все же сумел разглядеть, как двухлопастный ротор «ирокеза» рубанул по скале. С треском и звоном обломки лопастей швырнуло в сторону, вертолет развернуло и с лязгом грохнуло о скалу левым бортом. Бу-бух! Гул я хорошо расслышал даже через рев своего двигателя.
«Ирокез», чиркнув брюхом по базальту, отвесно скользнул вниз по скале на камни, глыбившиеся у ее подножия. Тарарах! Хвост отломился, бесформенная жестянка вместе с прихваченными по дороге камнями ломанулась вниз по лесистому склону, заваливая деревья и вминая в землю кусты. Потом еще раз увесисто бухнуло, над деревьями взметнулся оранжево-алый
Разглядывать, что было дальше, у меня не было времени. Совершенно неожиданно я обнаружил, что нахожусь на подлете к тому самому гидроаэропорту, куда меня собирался доставить покойный Гил. С земли осторожно позвали:
— Гил, мы тебя ждем, где ты крутишься?
Я бы мог выматериться, но Марселины холуи меня бы вряд ли поняли, а кроме того, они не видели, что произошло за горой, хотя, возможно, и слышали грохот от падения «ирокеза».
Пришлось ограничиться тем, что сообщить:
— Это не Гил. Где мне садиться?
— Простите, сэр. Наша площадка на два градуса левее. Доверните и садитесь.
Не знаю, как у меня получилось, но я все-таки сообразил, что надо чуть-чуть скосить ротор назад, опустить хвостик и, выключив двигатель — это в памяти Брауна сохранилось, — опуститься на авторотации винта. Сели как по заказу — точно в центре посадочного круга, нарочно ни в жисть так не посадишь.
Только тут я догадался глянуть на часы, светившиеся на приборной доске. На них было 14.18, то есть весь наш, если можно так выразиться, «воздушный бой» продолжался всего одиннадцать минут! Мы еще на самолет не опоздали.
— Вы не ранены? — озабоченно спросил какой-то детина, подскочивший к нам с Ленкой, едва мы выползли из вертолета, отодвинув изрешеченную пулями правую дверцу.
Господи, Боже ты мой! Мы так изгваздались в кровище, будто в каждом из нас сидело по десять пуль. Но все эти пятна достались нам от Гила и Кеннета.
Кровавые тряпки, то есть рубашку и шорты, мы с Ленкой скинули за пару секунд. Нас тут же окатили теплой водой из ведра, чтобы смыть то, что налипло на кожу. Одевались мы уже на бегу, по дороге к катеру, фырчавшему мотором у пирса. В катер буквально скатились. Мотор взревел, и пока это мощное суденышко неслось к стоянке гидропланов, детина — имени его мне так и не сообщили — спешно выдавал нам все причиндалы: документы, кредитки «American express», а также спортивную сумку, где лежала кое-какая дополнительная одежонка, полотенца и туалетные принадлежности.
— Опаздываем! — встревоженно пробормотал детина, но другой, сидевший за баранкой катера, не оборачиваясь бросил:
— Ерунда, мы оплатили ожидание до 14.40.
И точно, двухмоторный гидроплан «Каталина эйрлайнс» нас дожидался. Гран-кальмарские таможенник и полицейский, торчавшие у трапа, очень порадовались за наше скорое прибытие.
— Я только что получил указание задержать ваших людей, — сказал полицейский сопровождавшему нас детине.
— Сколько? — детина деловито полез в набрюшный кошелек.
— По пять, — уточнил таможенник.
— Идите в самолет! — сказал детина, и мы с Ленкой, предъявив билетики миловидной стюардессе-пуэрториканке, быстро перебежали в гидроплан по висящему над водой трапу.
— Все? — услышал я голос пилота.
— Все, все! — загомонило сразу несколько голосов с пирса.
— Убрать трап!
Пуэрториканка проводила нас в небольшой салон, где было всего пять рядов кресел, и указала наши места. В самолете, кроме нас, находилось еще с десяток пассажиров.