Выход силой
Шрифт:
И противник это понимал.
— Сдавайся, — прохрипел он, когда их лица на миг оказались вблизи. — Сдавайся — я не буду добивать. Останешься жив и уйдешь. Сдавайся.
Руки стали тяжелыми, как стальные рельсы, так трудно их поднять. Неподъемно тяжелы и безвольны, как вываренные макароны. Он проиграл. Он безнадежно проиграл. Зачем же еще и умирать? Надо лечь и тем самым прекратить бой. Лежачего не бьют. Это позор, бесчестье, но не смерть. От позора не умирают. Сдаться?
— Ни за что! — Молодой мужчина с трудом выдавливал
Рук не поднять, но выпад головой достиг цели: под оглушительный рев толпы президент отлетел на несколько шагов и замер, тяжело мотая головой, как бык, получивший удар мясницким забойным молотом между рогами.
Не упускать момент! Вперед!
Усталые мышцы, казалось, натягивались и лопались, как перегруженные тросы, но Игорь, шатаясь, сделал несколько шагов к все еще пребывающему в нокдауне Бате, готовясь нанести решающий удар…
А там, в своем логове наверху, майор припал к окуляру прицела, поймав на острие целеуказателя мокрую от пота и крови стриженую голову претендента. Черный треугольничек, не отставая, полз за темной родинкой на пульсирующем виске бредущего как во сне Князева. Указательный палец прижал подушечкой спусковой крючок демпфера, едва слышным щелчком освободивший тот, основной, который оставалось теперь лишь тронуть. Движением, не поколебавшим бы даже цветочный лепесток…
«Финита, Князев?.. — Жестокая улыбка тронула губы Федотова. — Вот ты и проиграл, наконец…»
Обращался он совсем не к бойцу на арене, а к тому, кто уже не мог ответить.
Между пальцем и рифленой поверхностью спускового крючка оставался миллиметр…
До противника оставался еще шаг, и Игорь не представлял, как он нанесет удар, — сил не оставалось даже на то, чтобы согнать, если потребуется, муху с носа, когда случилось непостижимое.
Батя вдруг боднул воздух перед собой и тяжело осел на одно колено, упершись окровавленными кулаками в пол ринга.
Еще один шаг под рев беснующихся зрителей…
Но решающий удар не потребовался — Середин мягко завалился на бок и распростерся навзничь, далеко откинув в сторону безвольную руку.
И потрясенная толпа затихла на миг при виде поверженного кумира, чтобы взорваться оглушительным воплем через мгновение.
— Король умер! Да здравствует король!..
Федотов метнулся прицелом к Балагуру. Тому сейчас было не до майора — он подлезал под канаты, спешил на арену. До спускового крючка осталось полмиллиметра…
Игорь стоял на трясущихся ногах, из последних сил держась, чтобы не рухнуть рядом с безжизненным телом Бати, и тупо смотрел, как сразу несколько человек ворочают и тормошат лежащего, а тот мотается в их руках безвольной тряпичной куклой.
Он жив, — поднял лицо к нависшему над ним каменной глыбой Балагурову медик. — Жив, хотя и без сознания. Обширный инсульт, надо полагать, — все симптомы налицо. Сколько протянет — не берусь сказать, но жив.
— Так
— В последнюю очередь. Скорее всего — скачок давления от перенапряжения. Я бы предложил…
— Тогда продолжаем! — Балагур распрямился, сорвал и отбросил камуфляжную куртку. — Президент жив, а значит, претендент не победил! Бой продолжается!
— Но правила… — сунулся к нему Калатозов и отлетел от молодецкого удара в грудь.
— К черту правила! Бой не закончен! — Двумя руками полковник рванул тельняшку, открыв всем взглядам густо поросшую седым волосом мускулистую грудь с солдатским медальонами на цепочке. — Защищайся, Князев!
Игорь с тоской глядел на нового противника, даже не делая попытки поднять руки. Он действительно проиграл: полный сил Балагур сейчас просто сметет его, раздавит как насекомое. Но уже готовый умереть, старшина не опускал глаз, будто стараясь прочесть в лице противника что-либо еще кроме животной ярости.
А зал бесновался…
Просвета не осталось, и винтовка тяжело ударила в плечо стрелка…
Фонтан горячей крови, брызнувшей в лицо, едва не сбил Игоря с ног — его сейчас могла бы свалить даже пушинка.
Обезглавленное тело Балагурова еще стояло на подгибающихся ногах какое-то мгновение, а потом, в мертвой тишине, повисшей над ристалищем, тяжело рухнуло, заставив вздрогнуть весь помост до основания.
Сорвавшаяся с шеи цепочка, звякнув, подлетела к самым ногами Игоря, словно и мертвым Балагур пытался достать своего врага. Темный ручей тоже не достиг его ступни, бессильно уйдя в попавшуюся по дороге щель.
Помост, предназначавшийся для коронации, стал эшафотом.
И тогда в уши ввинтился истошный женский визг…
Не веря себе, Федотов переводил взгляд с винтовки, только что свершившей запоздалое правосудие, на ринг и обратно.
«Я это сделал? — ошеломленно спрашивал он сам себя. — Зачем? Я же должен был убить другого!..»
Онемевшие пальцы задергали затвор, высвобождая стреляную, остро пахнущую заморским порохом гильзу, второй патрон скользнул на свое место, прицел снова нашел цель…
И боек впустую звонко щелкнул по капсюлю…
Осечка.
Не зря неведомый киллер таскал с собой два патрона — за столько лет даже самые надежные вещи могут подвести.
Чуть не плача, Федотов снова и снова доставал и вставлял на место проклятый патрон, щелкал и щелкал курком, пока вдруг отчетливо понял, что все произошедшее только что — не случайность. Это — рок. И потому ему больше нечего здесь делать.
Профессор Князев кивнул ему и улыбнулся.
Тело Балагурова и все еще не пришедшего в себя Батю уже давно унесли, а Игорь все еще стоял перед волнующейся толпой, слившейся для него в одно огромное неразличимое пятно, и не знал, что делать дальше.