Выпуск 1. Петербургские авторы конца тысячеления

Шприц Игорь

САТИН. Они взрослые люди. Отстань ты от них.

ВАСИЛИСА. Заткнись! Режиссер хренов!

Дверь открывается, на пороге стоит Пепел.

Где эта потаскушка?!

Пепел отвешивает Василисе пощечину и закрывает дверь.

АКТЕР. Ну что ты за стерва, Василиса. Все неймется тебе, все должно быть по-твоему.

Василиса медленно сходит по лестнице, плачет.

САТИН( Актеру).

Перестань. Поплачь, Васка. Громче можешь.

Василиса плачет на плече у Сатина.

Принеси ей выпить. Там у меня за занавеской припрятано.

Актер идет за бутылкой.

Ну что ты, легче стало?

ВАСИЛИСА. Почему меня никто не любит?

САТИН. Ну кто тебе это сказал?!

Входят Бубнов и Лука.

ЛУКА. Когда баба плачет, значит, до предела дошла.

БУБНОВ. Бабьи слезы — легкие слезы. Знаю я ихнее племя.

Приходит Актер с бутылкой, разливает по стаканам.

ЛУКА. Дело хорошее. Правильно у нас хозяйство налажено.

САТИН. Выпей, Васка, червь и рассосется. Ну, други мои, в воздухе пахнет премьерой, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! В отделе культуры сказали: придем. С иностранцами. Не подведите, говорят.

Входит Клещ с фомкой.

САТИН. Эй, золотарь, помоги нам.

КЛЕЩ. И Василиса с вами?

САТИН( Клещу). Помолчи. Ну, за успех нашего безнадежного предприятия!

БУБНОВ. Жалко, только одна. ( Василиса молча выходит.)

КЛЕЩ( Василисе вслед). Куда? А поговорить?

БУБНОВ. Отстань от бабы, видишь — не в себе. Чего тут было?

АКТЕР. Васька с Наташкой. Она туда. Васька ей как! Истерика.

САТИН. Страдание облагораживает.

ЛУКА. Враки это. Сказки братьев Гримм.

БУБНОВ. А ты страдал?

ЛУКА. Никогда. Я был идиотски счастливым человеком, есть и буду счастлив. Человек рожден для счастья, как птица для полета. Вывод: родился, значит счастлив. Помер — не повезло!

БУБНОВ. А я пингвин по гороскопу, летать не умею.

КЛЕЩ. А вот когда он ныряет, он яйца на снегу ложит?

БУБНОВ. Они парами на всю оставшуюся жизнь. Бабе оставляет.

КЛЕЩ. Как я с Анной?

БУБНОВ.

Только не пьющие.

САТИН( глядя на бутылку). Мало!

АКТЕР. Что делать, Фауст!

Входит Василиса, за ней плетется Костылев. В руках у Василисы литровая бутыль шведской водки «Абсолют» и тарелка с закуской. Ставит все это на стол перед пьющими. Немая сцена.

САТИН. Прошу Вас, Василиса Карповна! ( Усаживает Василису.)

КОСТЫЛЕВ. Васка. Ты что? С ума сошла? А? Все это вот им?

ВАСИЛИСА( мужу). Пшел вон. На место. ( Костылев, пошатываясь, уходит.)

ЛУКА. Чего вы все оборзели, «Абсолют» не пили, что ли? А мы так в обкоме завсегда его, походя. Это у вас низкопоклонство перед западом играет. Водка как водка. ( Разливает по стаканам.)

КЛЕЩ. Стой! Вот это вот «Абсолют»?

ЛУКА. Пей, пока дают.

КЛЕЩ. Оставь мне в бутылке.

БУБНОВ. Ну, Василиса, мила ты мне теперь. Что хочешь проси. Прости меня за все мои грехи.

ВАСИЛИСА. И ты меня прости, Бубнов.

Целуются.

САТИН. Хорошо. Я люблю, когда хорошо.

АКТЕР. Любо! Любо! Я передумал лечиться. Я буду пить дальше! До полной победы алкоголизма в одной, отдельно взятой личности! Ура, товарищи!

ВСЕ. Ура! Ура! Ура! ( Выпивают.)

САТИН. Актер должен пить. Это его крест, и нести его надо с достоинством.

БУБНОВ. Нектар. И гонят шведы его из красивых, душистых цветов, собранных ранним утром в лесах под Стокгольмом. Ау-уу!

ЛУКА. Они тебе из дерьма будут гнать — оближешься! Зря мы их тогда побили.

КЛЕЩ. Когда?

БУБНОВ. Под Полтавой. А ты чего не пьешь?

КЛЕЩ. Сменщик мой, Митька, помирает он. Все мечтает «Абсолюту» перед смертью попробовать. Завтра в переменок отнесу ему.

САТИН. Жалко человека.

КЛЕЩ. Седьмой год пошел, как помирает. Ишиас у него. А денег не накопить на бутылку. Умру, говорит, и не попробую. Во обрадуется.

БУБНОВ. Может, он за мечту только и держится. Попробует — и помрет.

ЛУКА. И хорошо. Вот я за светлое будущее держусь двумя руками и не помираю.