Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров

Шприц Игорь

ИОАНН( Петру). Десятки братьев ждут уже тебя там, куда ты пойдешь. Поэтому тебе будет нелегко не быть одиноким.

ПЕТР. Я бы никогда больше не возвращался сюда, но я знаю, что у меня для этого не хватит сил.

ИУДА. На теле кровоточащей ночи и ныне так много запекшейся радости. Берегись, Израиль! Иуда твой брат.

МАРИЯ. Богат он был неимоверно, этот торговец, но вечно на что- то все жаловался. «Большие деньги — большое раздражение», — иногда говорил он.

ИУДА. Взгляни на Марию, Иоанн. Тебе нужна эта безглазая мумия?

Посмотри и ты, Петр. Красота Марии иссякла.

ИОАНН. Ты статен, Петр, и все еще красив. Поэтому тебя станут слушать.

ПЕТР. Да нет же. Иуда прав.

Пауза.

Ну что ж…

Петр подбирает свой узел, неловко кланяется своим товарищам и медленно уходит.

ИОАНН. Мы пытались рассказать историю, но у нас ничего не вышло. Она ссохлась и съежилась, будто змеиная кожа на огне. Отчего-то неудача вызывает в нас удовлетворение. Не слишком значительное, но, пожалуй, вполне определенное.

Иоанн старается поймать взгляд Марии, но та стоит, отвернувшись от Иоанна. Вскоре он убеждается в бесплодности своих попыток, пожимает плечами и беззвучно уходит. Иуда и Мария одни. Иуда, кажется, порывается что-то сказать, но если прежде слова мелькали между всеми участниками действия, как будто у жонглеров мелькают их проворные орудия, то теперь, возможно, впервые появляется страх перед словом, перед возмущенным безмолвием. Иуда и Мария смотрят друг на друга, Иуда, возможно, тянется к Марии, возможно, готов наброситься на нее. Но что-то во взгляде женщины удерживает Иуду. И только когда Мария видит, что Иуда полностью укрощен и покорен ей, она уходит.

Пауза.

ИУДА( смеется). Ну вот, кажется, мне снова удалось их всех провести. ( Иуда серьезен.) В общем, это было не так уж и сложно. Что ты говоришь? Ты мог бы проделать это еще и еще раз? Ну, конечно. Всегда и везде. Всякий раз, возле их затухающего костра? Не только. И на шумных базарах, и залитых солнцем площадях. Да, но как провели тебя самого! Ну ничего, не страшно. Со мной всегда мой верный, мой преданный друг. ( Из-под одежды Иуды высовывается конец веревки, Иуда вытаскивает из-за пазухи веревку с петлей на конце.) Что это такое? Как это что?! Мой друг, моя жена, моя сестра. Она всегда верна бедному Иуде.

Уходит.

Конец

Игорь Шприц

«НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ…»

Пьеса в девяти картинах

Действующие лица

Алашеева Ассоль Николаевна— контролер следственного изолятора города Н-ска, 30 лет

Князев Андрей Игоревич— подследственный того же изолятора, 40 лет

Асины монологи

МОНОЛОГ ПЕРВЫЙ

( Зрителям). Пожалуйста, не шуршите….

Меня зовут Ася. Мне нравится мое имя. В паспорте написано — Ассоль. В школе меня дразнили Фасолью. А мама меня называла Фасолинкой, поэтому я очень любила фасолевый суп. Сейчас я над ним просто плачу… Она говорила, что я самая красивая девочка в городке. Наверно, это так и было… Мне кажется, из меня должна получиться

смешная старушка. Интересно, можно ли стать самой красивой старушкой в городе? Большие города меня пугают. Так легко заблудиться, потеряться, пропасть. Фасолинкой в большом котле. Хорошо бы остаться одной на всем белом свете. Пустые города, пустые страны, дороги… Я бы много путешествовала, увидела бы мир без людей, без никого… Одни только кошки пугливо перебегают улицы и смотрят из подворотен немигающими глазами… Вы заметили, что кошки никогда не моргают? Только прищуриваются на мгновение. Они все сговорились никогда не моргать… Или жить на маяке, на острове, чтобы вокруг было море, скалы, птичий базар с чайками… С закрытыми глазами больше всего на свете я люблю слушать крики чаек… Еще я очень люблю оранжевый цвет. Я могу часами смотреть на апельсин, лежащий на столике у моей кровати. Когда он засыхает, я сжигаю его в печке и кладу свежий, душистый, оранжевый. Он светится в темноте, как маленькое заходящее солнце… Мысль, что я могу съесть это солнце, для меня кощунственна. Мне их покупали, а я их не ела, только смотрела. Все говорили — странная девочка, ты же просила апельсины, вот они… Я странная девочка… Я очень странная девочка…

Картина первая

На сцене — типичная камера следственного изолятора. Две застеленные кровати, при кроватях тумбочки и табуретки. Есть стол со стулом. Нормальное окно с форточкой, снаружи окна решетка. С внутренней стороны окна — крупноячеистая металлическая сетка. У входа сантехнический узел с унитазом и раковиной. Он ( узел) отгорожен от зрителей и общего объема камеры стенкой в три четверти человеческого роста. На стене светильники, в двери — глазок. Щелкает замок, дверь открывается, в камеру входит Ася.

АСЯ( стоящему за дверью). Я кому сказала — лицом к стене, руки за спину! Еще повторить? ( Осматривает кровати, проверяет унитаз, краны, подходит к двери.) Подследственный, в камеру. ( Входит Андрей, руки за спиной, в руках пакет с вещами.) Вещи на стол. Вещи выкладывайте на стол. Все выкладывайте, все. ( Осматривает вещи.) Что это? Я вас спрашиваю.

АНДРЕЙ. Вы же прекрасно видите.

АСЯ. Мое зрение вас не касается. Что это?

АНДРЕЙ. Это — безопасная бритва.

АСЯ. Это не положено.

АНДРЕЙ. Но она же безопасная!

АСЯ. Не положено. Шнурки, ремень, подтяжки. Быстрее. ( Забирает неположенные вещи.) Раздевайтесь.

АНДРЕЙ. Я научный сотрудник.

АСЯ. Перед законом все равны. Раздевайтесь.

Андрей снимает с себя одежду, Ася привычными движениями проверяет карманы и швы, складывает все на стул.

АНДРЕЙ. Трусы снимать?

АСЯ. Лучше не надо. А вот носочки снимите. Откройте рот. Сюда, под лампу. Шире. Скажите «А».

АНДРЕЙ. А-а.

АСЯ. Фамилия?

АНДРЕЙ. Князев Андрей Игоревич.

АСЯ. Статья.

АНДРЕЙ. Не знаю.

АСЯ. Ну и абас.

АНДРЕЙ. Что вы сказали?

АСЯ. Ничего. Можешь одеваться.