Вышедший из ночи
Шрифт:
— Тише ты, — шикнула на неё Анна, — ещё чего. Думай, что болтаешь! Ты ещё войну нам напророчь!
— Не ссорьтесь, — остановила их Онар. — Я жила вдалеке, и очень мало слышала о властелине тьмы, а всегда было интересно о нём узнать. Меня берегли от плохих новостей, при мне мало говорили о бедах и войнах, расскажите мне, что вы знаете о сыне Карнэ?
— Я вот не верю в то, что он её сын, — ответила Анна, — сказки всё это, да и Карнэ, может, не существует вовсе.
— Ну-ну, — в один голос ответили девушки, а Онар задумалась.
— Мне только известно, — продолжила
— Нам про войну сказать не дала, — обиделась одна из девушек, которая накручивала на палец свои кудряшки, — а сама про неё говоришь, да ещё властителя тьмы драконом называешь, когда существование Карнэ отрицаешь. А как по мне, так легче поверить в неё, чем в дракона.
— А разве сама не веришь, что Вэриат дракон? — недовольно поджала губы Анна.
— Верю, — ответила девушка. — Пусть и не видела сама, и не знаю тех, кто видел его, но верю. И в Карнэ тоже.
— Всё, хватит! — встала Онар. — Зря я попросила рассказать о нём, теперь плохие сны мучить будут. Вы знаете, что богиню кошмаров нельзя на ночь глядя упоминать?
— Да что вы, ваше высочество, — принялась успокаивать её Анна, — это ведь легенды. Как там всё на самом деле, нам не известно. Простите нас.
— Всё в порядке, — Онар уже приготовилась ко сну, и вскоре служанки оставили её.
Когда царевна опустилась на подушки, наблюдая, как от потушенной свечи к потолку поднимается сизая ленточка дыма, то вспомнила о подарке. Онар взяла стоявшую на столике у зеркала шкатулку, открыла её и, тихонько ахнув, улыбнулась.
В шкатулке лежал кулон в виде месяца, подвешенный на цепочку из белого золота. От прозрачного, нежно-голубого кулона исходило лёгкое сияние и пахло лавандой.
— Полуночный камень… — шепнула Онар, — редкость какая.
Она знала, что это украшение дороже её золотых серёг и колец, жемчугов и сапфиров, всех украшений, которые у неё есть. Этот кулон принадлежал матери Арона, Онар видела его на портрете женщины с улыбающимися глазами, когда в детстве гостила у Арона во дворце. Этот камень удивителен: ночью, когда поблизости нет огня, а луна поднялась высоко в небо, кулон источает нежный аромат цветов. И в одну ночь это может быть запах лаванды, в другую ландыша, а в третью сирени или розы. И до рассвета он горит нежным светом, глядя на который Онар хотелось мечтать и улыбаться, а глаза её почему-то щипало от светлых слёз.
***
Камера казалась Офелии ещё более тёмной и холодной, а вот кровь, что стекала по её телу, горячей, как кипяток. Спутанные, светло-серые
Дверь открылась, и в камеру вошёл темноволосый человек, чьё лицо пересекал рваный белый шрам. Как всегда он небрит, и синие глаза из-под сведённых к переносице бровей смотрят пристально и угрюмо.
Джек сделал шаг к пленнице, и с её губ сорвалось умоляющее:
— Не надо… Хватит.
— Сейчас я не причиню тебе боль, — подошёл он к ней и, приподняв за подбородок её голову, заглянул ведьме в глаза, — пока что с тебя довольно. Но если не признаешься, как ты прервала бал, как использовала магию, твои мучения в скором времени продолжатся, — говорил он это усталым голосом, но без злости.
— Джек, — её голос охрип, на бледных тонких губах появилась кровь, — я не виновата. Как я могу колдовать, когда руки железом скованы? Когда я так слаба? Когда мне так плохо? Это не я… Не честно мучить меня за то, что я не совершала.
— Меня всегда забавляло, как ты, ведьма, речь о честности ведёшь, — он отошёл от неё и прислонился спиной к холодной, каменной стене. – Но подумай, что мне-то делать, когда у меня задание выяснить виновна ты или нет, и если да, то, как тебе удалось использовать магию, а если нет, то я должен найти доказательство твоей невиновности.
— Джек, посмотри на меня, — с иронией в голосе попросила она.
Палач направил на неё взгляд, и впервые не смог долго смотреть на подвешенную на цепях пленницу.
— Но как доказать, что это не ты? — произнёс он, устало потирая переносицу.
— Тень… — говорить ей было трудно, потому потребовалось некоторое время, чтобы Офелия продолжила. — Иногда я вижу, как некто стоит рядом со мной в темноте. Чья-то тень, чей-то силуэт, он темнее темноты.
— Ты бредишь, — Джек собрался уходить, — я приведу сюда лекаря.
Офелия уронила на грудь голову. Она бы заплакала, но ей было слишком плохо, чтобы тратить силы на слёзы.
— Кто ты? — заметила она, как сбоку вновь заклубилась тьма, от которой потянуло кладбищенским холодом.
«Я та, кому ты обязана служить», — раздался чарующий голос.
— Это ты прервала магией бал?
«Конечно я, но для них это сделала ты, милая».
— Зачем тебе навлекать на меня беду?
«Затем, чтобы ты погибла. Чтобы ты погибла. Чтобы ты…» — и здесь Офелия проснулась от того, что лекарь, облачённый в красное одеяние, снял её с цепей.
— Карнэ, — в бреду прохрипела Офелия, — за что?
Глава шестая
Отправилась ли Ра в Нижний Мир сразу же после ухода Смерти? Нет. Она полдня пыталась успокоить бешено колотящееся сердце и тёрла немеющие от волнения пальцы, но ничего не помогало ей успокоиться. Она заварила мятного чая, погрела руки о горячую щербатую кружку, вышла на улицу, зашла обратно в дом, заперла дверь, посидела на кровати, поняла, что до сих пор не открыты ставни, распахнула их и замерла у окна.