Вышибая двери
Шрифт:
Если не знаешь, что делать — иди вперед. Я отложил рабочие инструменты, снял фартук, собрал волосы в пучок и снова перевоплотился в грозного Макса из «Ангара», «корейского полицейского», «бешеного японца», которого хотели порезать, да не порезали, с которым дружат Виргис и сам Али, и прочая, прочая, — так я себя накручивал. В зал я вошел уже другим человеком.
Воздействие на противника начинается с первого шага в его сторону. Шаг у меня вполне поставленный. Самое важное — первые полсекунды реакции. Вожак албанцев, равнодушно скользя взглядом по толпе, неожиданно увидел меня и… моргнул. Похоже, моя слава сделала свое дело. В Монберге нет ни одного турка и тем более албанца,
Впрочем, бандюк тут же собрался и насмешливо осклабился, но это не имело значения. Моргнул — уже маленькая победа. Ну всё, вперед.
— Привет.
— Привет.
— Как ты вошел без штамгаст-карты?[1]
Здесь важно говорить «ты», психологически отсекая от разговора товарищей противника. Я их не вижу, не слышу, их нет. Такой прием эффективен, потому что быдло обычно поддается этому косвенному внушению. Если кто-то пытается активизироваться, нужно, слегка повернув голову, спокойно сказать: «Подожди. Я не с тобой разговариваю», — и снова продолжить беседу с лидером. Для «быков» собеседник их вожака иерархически равен ему.
Албанец расплывается в обаятельнейшей улыбке:
— Слушай, кто меня посмеет остановить? Какая такая карта-шмарта?..
— Я посмею, забыл?
Смеюсь, разряжая ситуацию эмоционально, но одновременно знаю, что смысл моих слов доходит, оставаясь неизменным. Смеется и он, немного смущенно касаясь своей лысины.
— По субботам вход только для постоянных посетителей.
— Послушай… Мы стресс не делаем, отдыхаем, ты почему такой въедливый?
— Весь Монберг знает, что я въедливый.
— Меня тоже весь Монберг знает!
— Я с Бесмиром работаю.
— Коллега, значит.
Тут мы оба смеемся.
— Ладно, давай так, раз уж тебя запустили, ты теперь тоже штамгаст…
— Ага! — И он расплывается в самодовольной улыбке — сдал позиции китаец.
— …но как только ты делаешь малейший стресс, получаешь хаусфербот навсегда, и твои ребята тоже.
Албанец насупился. В этот момент его подручный, не осознавая, каким образом, но понимая, что повел беседу я, пытается перехватить инициативу. Он не встревает в наш разговор, но, подзывая официанта, начинает подчеркнуто громко стучать кружкой об стол. Я разворачиваюсь к нему:
— Не стучи, ты мешаешь нам разговаривать.
Он, хоть и тише, но продолжает стучать.
— Эээий! Мах кайн штресс![2] — неожиданно зло шипит на него шеф, и парень смущенно затихает окончательно.
Официант приносит пиво, бандиты пьют за мое здоровье. Всё.
Выхожу к своим охранникам. Выкуриваю одну сигарету. Охранники улыбаются улыбками нашкодивших детсадовцев.
— Почему запустили, не спросив штамгаст-карты?
— Ну… Макс… если бы мы начали их останавливать, они бы сделали проблемы. Как тогда? Постоянные посетители увидят драку и не придут больше. Да они были вежливы…
— Кто стоял на контроле входа?
— Вместе стояли, — бормочет Томас.
Анри кипятится:
— Ничего подобного! Ты стоял! А я только рядом.
Формально ответственен тот, кто стоял первым от двери.
— Томас, я желаю тебе всего хорошего на новом рабочем месте.
— Что я должен был делать?! Драться с ними?
— Проверить наличие карты. Хотя бы дать понять, кто тут хозяин. Они бы не шли такой походкой по нашей территории.
Психанув, Томас сдирает с себя
Я не герой. И я не вспорол себе живот, хотя тоже испытывал унижающее чувство страха и позора бесславного поражения. Но я его — помню. И может быть, именно потому я и не боюсь сейчас ни черта. Потому что знаю: хуже такого чувства ничего быть не может. Лучше умереть. Выбитые зубы, само собой, не в счет.
Хрен с тобой, Анри. Ты не мой заместитель. Куруш будет вторым человеком в нашей команде.
Возвращаюсь на свою кухню. У меня уже очередь стоит. Распускаю волосы, надеваю фартук и дежурную улыбку. «Пицца-салями, пицца «Маргарита», фрикадельки…» Жрите, заразы.
* * *
Тихо на душе. Спокойно. Отработал смену. Потерял голос. Хриплю.
Новый охранник сбежал со смены. Люблю этих людей, делают что хотят. Я позвонил ему на мобилу и услышал: «Лэк мишь!» В приблизительном переводе: «Пошел на!..» Ответа на эсэмэску «Ты соображаешь, с кем разговариваешь?» не получил.
А с кем он разговаривает? Я уже и сам не знаю, кто я такой. Поймал в зале его приятеля, отобрал кружку с пивом, напялил на него куртку секьюрити и велел стоять до конца смены, раз его друг такой говнюк. Тот, покачиваясь, отстоял — а куда деваться? Ян отказался платить. Я уперся рогом: «По договору я должен обеспечить двоих секьюрити, двое и отстояли, а кто именно — это мои проблемы». Приятель негодяя одобрительно кивнул и, покачнувшись, издал звук «ыыыыыуак!» Я поскорее вытолкал его из бюро. И смех и грех.
Эдак резать от Альмиса придут, а тут позорище такое, стыдно перед парнями будет…
* * *
Я знаю, где буду работать в старости. Может, даже и денег за это брать не стану. Оденусь динозавром и буду в парке аттракционов или в супермаркетах с детьми играть. Шарики раздавать, просто общаться. У меня получится.
Друзья шутят:
— Макс, да от тебя все дети с криком разбегутся!
— Не разбегутся. Я же буду в костюме динозавра…
* * *
Есть женщины, на которых сразу обращаешь внимание. Вот зашел в зал ночного клуба, окинул его взглядом — и опа!
Так было и на этот раз.
Я снова в отпуске, в своем любимом Симферополе. Встретились в «Корабле» со старым приятелем Сержем, неплохо выпили и решили смотаться в «Эльбрус», знаменитый на весь город ночной клуб, б…юшник и кобелятник. Его плюс в том, что даже в будни в нем всегда полно народа. Ну, правильно, «любовь» такого рода обуревает не только по выходным.