Высокая вода

Леон Донна

– Синьорина, вы с ним сами разговаривали? – спросил пораженный Брунетти. – По-английски? Приятель в Банке Италии, да еще и английский?

– Конечно. Американец не говорил по-итальянски, хотя и работает в международном отделе.

Должен ли Брунетти быть шокирован этим обстоятельством? Наверное, да, потому что синьорина Элеттра, очевидно, была им шокирована.

– А как вышло, что вы говорите по-английски?

– Я возглавляла отдел переводов с английского и французского в Банке Италии, Dottore.

Он выпалил, не

успев сдержаться:

– И вы оттуда ушли?

– У меня не было выбора, синьор, – сказала она, потом, видя его замешательство, объяснила: – Мой шеф попросил меня перевести письмо на английский для банка в Йоханнесбурге. – Она замолчала и нагнулась, чтобы вытащить еще одну бумагу. И это все ее объяснение?

– Извините, синьорина, но, боюсь, я не понял. Он попросил вас перевести письмо в Йоханнесбург? – Она кивнула. – И вы ушли из-за этого?

Ее глаза широко раскрылись.

– Ну конечно, синьор.

Он улыбнулся.

– Боюсь, я все еще не понимаю. Почему вам пришлось уйти?

Она посмотрела на него очень пристально, как будто вдруг поняла, что он совершенно не знает итальянского. Очень отчетливо она произнесла:

– Санкции.

– Санкции? – повторил он.

– Против ЮАР, синьор. Они тогда еще действовали, так что мне ничего не оставалось, кроме как отказаться переводить письмо.

– Вы имеете в виду санкции против их правительства? – спросил он.

– Конечно, синьор. Они были объявлены ООН, разве не так?

– Да, наверное. И поэтому вы не стали работать с письмом?

– Ну, ведь нет смысла накладывать санкции, если люди не собираются их исполнять, правда? – очень логично спросила она.

– Нет, по моим представлениям, нет смысла. А что потом случилось?

– А, он повел себя очень неприятно. Объявил мне взыскание. Пожаловался совету директоров. И никто из них за меня не вступился. Все вроде были уверены, что я должна была перевести это письмо. Так что у меня был единственный выход – заявление по собственному желанию. Я не сочла возможным продолжать работать под началом таких людей.

– Да, конечно, – согласился он, наклоняя голову над папкой и обещая себе принять все меры, чтобы Паола и синьорина Элеттра никогда не встретились.

– Больше ничего, синьор? – спросила она, улыбаясь ему с надеждой, что теперь до него наконец дошло.

– Пока ничего, спасибо, синьорина.

– Я принесу факс, когда он придет из Нью-Йорка.

– Спасибо, синьорина.

Она улыбнулась и покинула кабинет. Как только Патта нашел ее?

Сомнений не осталось: Семенцато и Ла Капра в прошлом году разговаривали по меньшей мере пять раз, а то и восемь, если звонки Семенцато в разные заграничные отели в то время, когда Ла Капра находился там, были адресованы ему. Конечно, можно было утверждать – и Брунетти не сомневался, что хороший адвокат так и сделал бы, – что нет ничего особенного в том, что эти люди знали друг друга. Оба интересовались произведениями искусства. Ла Капра мог совершенно законно консультироваться с Семенцато по целому ряду вопросов: происхождение, аутентичность, цена. Брунетти просмотрел

бумаги и попытался выявить связь между телефонными звонками и движением сумм на счетах, но ничего не прояснилось.

Зазвонил телефон. Он взял трубку и назвался.

– Я пыталась дозвониться тебе раньше.

Он тут же узнал голос Флавии, отметив снова, какой он низкий и как отличается от ее певческого голоса. Но это удивление не шло ни в какое сравнение с тем, что он почувствовал, услышав, что она обращается к нему на «ты».

– Я посещал кое-кого. Что там?

– Бретт. Она отказывается ехать со мной в Милан.

– Она приводит какие-то доводы?

– Она ссылается на недостаточно хорошее самочувствие, но это все упрямство. И страх. Она не хочет признавать, что опасается этих людей, но она боится.

– А ты? – спросил он, удивляясь тому, как естественно это звучит. – Ты уезжаешь?

– У меня нет выбора, – сказала Флавия, но тут же внесла поправку. – Нет, на самом деле у меня есть выбор. Я могла бы остаться, если бы захотела, но не хочу. Мои дети возвращаются домой, и мне нужно их встретить. И я должна быть во вторник в «Ла Скала» на репетиции. Я одну пропустила, но больше не собираюсь.

Он недоумевал, какое это все имеет к нему отношение, и Флавия быстро сказала ему:

– Ты не мог бы поговорить с ней? Попробовать убедить?

– Флавия, – начал он, осознавая, что впервые обращается к ней по имени, – если ты не в состоянии ее убедить, то я сомневаюсь, что в моих силах заставить ее переменить мнение. – И прежде чем она успела возразить, он добавил: – Нет, я не пытаюсь отказаться, я попробую. Но не думаю, что это сработает.

– А как насчет защиты?

– Да. Я могу откомандировать к ней в квартиру парня. – И почти не думая, исправился: – Или женщину.

Ее ответ последовал незамедлительно. И гневно.

– То, что мы решили с мужиками в койку не ложиться, не значит, что мы боимся находиться с ними в одной комнате!

Он так долго молчал, что она в конце концов спросила:

– Ну, что же ты ничего не скажешь?

– Я жду, когда ты извинишься за глупость.

Теперь уже Флавия ничего не ответила. Наконец, к его большому облегчению, она произнесла смягчившимся голосом:

– Ладно, и за резкость тоже. Я, похоже, привыкаю к возможности шпынять всех вокруг. А может, вижу везде намеки на нас с Бретт.

Закончив извинения, Флавия вернулась к тому, с чего все началось.

– Я не знаю, удастся ли убедить ее пустить кого-то в квартиру.

– Флавия, у меня нет другой возможности защитить ее. – Внезапно он услышал в трубке громкий звук, что-то напоминающее работу мощного двигателя. – Это что?

– Катер.

– Ты где?

– На Рива-дельи-Скьявони. – Она объяснила: – Я не хотела звонить тебе из дома, поэтому пошла прогуляться. – Ее голос изменился. – Я недалеко от квестуры. Тебе разрешается принимать посетителей в течение дня?

– Конечно, – рассмеялся он. – Я же начальник.

– А ничего, если я зайду повидать тебя? Ненавижу разговаривать по телефону.