Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве
Шрифт:
После обеда на санях и тройках поехали на дачу, где провели весело часа два в бесцеремонной сельской беседе. Шоколад и кофей — угощение адмирала. Возвратясь, отдохнув, собрались в 5 часов для танцев. Зала горела огнями, отражающимися в тысяче стволов ружей, клинков, сабель и зеркал. Гостиная была освещена китайскими фонарями, а фасад и улица — плошками. Танцы, ужин, снова танцы до поздней ночи или, лучше сказать, до утра.
Мороженое, конфеты приготовил повар адмирала. Я невольно забылся и не мог вообразить, чтоб на краю необитаемого мира, в стране дикой — в глуши, в тайге — через несколько лет с основания
8 января 1858 года. Новый год встретил в клубе, но грусть по вам омрачала праздник, и я ушел домой. Писем нет от вас. Вероятно, вы шлете на имя М. Корсакова, который сейчас в Петербурге, а не Завалишину, как я просил. И письма будут лежать в Чите.
Сдача и форменные проволочки с казною кончились благополучно. Недостатков нет. Квитанции чисты. Хотел ехать через Якутск, но Петр Васильевич запретил и думать об этом. И я остаюсь до весны…
Зима ясная, не холодная. Раза три мороз 30° по Реомюру… Больше сижу дома. Впрочем, постоянно бываю в избранном обществе, даже дамском. Должен сказать, что в Николаевске, кроме жен, никого из прекрасного пола нет.
15 января. Наконец-то получил первое сухопутное письмо ваше, милые сестры, и двухстрочную приписку Мери от 14 сентября. Что только не передумал — ни одного письма, кроме как от Луизы Николаевны.
Седьмое письмо отправилс приказчиком, которого направил с отчетами в Иркутск. Он уже садился в нарты с собаками, как принесли ваши письма. Я остановил его, чтобы ответить.
Прилагаю письмо И. Я. Чурина, байкальского морехода.
Вы увидите, какова дорога в Якутск через Аян.
Елка для детей у Петра Васильевича — японские безделушки розданы, но подождем подхода новых судов. Вырос ли умок у Лели и выросли ли капризы? Кланяйтесь всем селенжанам, в особенности Старцевым, Лушниковым и Кельбергам…
3 февраля. Письма, отправленные вам с Удскою почтою, возвратились. Приказчик и казак вернулись из-за нехватки оленей частью на собаках и пешком. Хорошо, что не поехал я…
Масленица стояла прекрасная, что мне дало возможность видеть здешний разгул. Горы поставлены против наших окон и с них все народонаселение катается и кувыркается с утра до позднего вечера, тогда какle beau monde [33] на лихих конях и в людных санях прогуливается около. Довольно пикников иpartie de plaisir: [34] ездили на дачу и в деревню Личи на блины… Семейный вечер вчера завершил масленицу, и сего дня монотонный звон колоколов призывает в церковь на покаяние. После праздников была свадьба. Правитель канцелярии гражданских дел Александр Александрович Хитрово женился на сестре повивальной бабушки, госпожи Мирославской, на миленькой 16-летней девушке, единственной девице, бывшей в Николаевске.
33
Высший свет (фр.).
34
Развлечение (фр.).
Сколько
25 февраля. Баше молчание сбивает с толку. Неужели сестры уехали в Россию, но ты, Мери, живешь в Селенгинске, дожидаясь, пак Пенелопа Улисса.
Попасть сюда нетрудно, да вырваться нелегко. „Амур“ на мели близ Уссури и дай бог сошел бы при растаянии снегов с целыми ребрами, и тогда я отправился бы вверх на нем в июне. „Лена“ в Шилке. На этом пароходе генерал-губернатор хочет прибыть сюда 15 июня, но прибудет позже.
Чтобы покончить пытку нетерпения, решился через две недели, т. е. на страстной неделе, отправиться на почтовых лошадях в Кизи (Мариинский пост) и там, дождав растаянья Амура, пойду на лодке до Хунгари, где, пересев на „Надежду“, и буду подниматься, сколько позволят обстоятельства. Этим я смогу выиграть 300 верст, это первое, во-вторых, я отправлюсь с партией солдат, идущих вверх по Уссури учреждать станцию для почтовой гоньбы и, может быть, для будущих поселений, а эта партия ждать меня не будет. В лодке же я иду, потому что „Надежда“, севшая на мель прошедшею осенью, уже не могла вернуться в Николаевск.
Я там пересяду на нее и все-таки возьму на буксир свою легкую гиляцкую лодку, потому что на „Надежду“ я полагаю мало надежды и в случае, если она изменит, отправлюсь на лодке. Если я отправлюсь в путь в конце апреля или начале мая, то в первых числах июля буду в Шилкинском Заводе, а в половине того же месяца, даст бог и говорит мне сердце, обниму всех вас в Селенгинске.
Итак, это длинное письмо из Николаевска будет мое последнее письмо. Не думаю, чтоб из Кизи я нашел случай послать весточку. В начале весны Амур не река, а настоящее море. Страшное испытание посылает мне господь. Когда сплывал сверху, Амур пересох, а теперь, когда малая вода нужна для того, чтоб тянуть бечевой, берега будут затоплены и придется грести против быстрого течения.
В этот раз, как и в тот, Амур даст себя знать, надоел и надоест так, что, вероятно, у меня отпадет охота свидеться с ним когда-либо еще раз. Разве погодя да отдохнув, когда Амурские компании разовьют свои дела в больших размерах и пароходы будут ходить по реке постоянно, вздумается мне посмотреть дивную амурскую природу, оживленную кипучей жизнью поселений и торговли, — а время это недалеко, если только правительство вполне оценит всю важность этого пункта.
Тяжело мне будет расставаться с добрым, прекрасным душою и сердцем П. В. Казакевичем, под гостеприимным кровом которого я жил с лишком полгода, как у своего попечительного нежного отца. Без сомнения, грустно будет оставлять общество Николаевска, которое не менее оказало мне расположение и приязнь, хотя я редко посещал его.
Настроение моего духа не гармонировало с рассеянностью жизни, ищущей развлечений. Да и дома мне было так хорошо, так отрадно, время так приятно текло между сурьезными занятиями в уединении и в полезных, поучительных беседах с хозяином.