Высокий глерд
Шрифт:
— Понял, — ответил я угрюмо. — Работаю над этой проблемой, ваше величество!
— Трудись, — разрешила она величаво, — будешь поощрен.
— Спасибо, ваше величество, — ответил я. — Спасибо, что не вдадили!
Она снова повернулась к экрану, а я погуглил насчет трансформации материи, перехода материи во время и обратно в пространство, такая интересная хрень, голова кругом, кто-то ж выдает такое на-гора, еще и деньги получает, сказал бы еще, как применить в реальности, не прячась за терминами вроде супермегаблинлазера…
С того края озера
Королева даже не обратила на них внимания, подумаешь, лебеди, это дело крестьян их бить, потрошить, ощипывать и привозить на королевскую кухню, чтобы так подали для королевского стола.
Я пробормотал:
— Если их не кормить, издохнут?.. Они ж сами уже давно разучились корм искать…
Королева посмотрела на меня в недоумении, а я, положив раздвинутый смартфон на траву, сходил к автомобилю и вернулся с пакетом еды.
— Придется кормить, — сказал я со вздохом. — Ваше величество, не изволите вместе с лебедями? Они такие красивые… Пока не вылезают на берег, конечно.
Она посмотрела на меня с неприязнью.
— Нет, — ответила хрустально-чистым голосом, — не изволю.
И снова повернулась к экрану, я слегка дернулся, снова моя неряшливость: в папку с видами красивейших мест природы попали и фотки старинных замков, маяков и даже снимки кинозвезд и фотомоделей.
Оставив у самого края воды саморазрушающуюся коробку с едой, я шагнул к королеве, намереваясь предложить посмотреть что-то еще, косплей какой-нибудь или кошечек, но она сама повернулась в мою сторону.
— Почему, — произнесла с холодным недоумением, — у этих женщин такой цвет лица?
Я не сразу сообразил, что имеет в виду, ответил с таким же недоумением:
— Загорели. Под солнцем. Разве не видно?
— Видно, — ответила она высокомерно, — но почему одни простолюдинки? А в каких дворцах живут люди благородного происхождения?
— Это и есть благородные, — ответил я хмуро. — Благороднее не бывает.
Она сказала с достоинством и по-женски педантично:
— Женщина благородного происхождения и правильного воспитания поведения не должна позволять лучам солнца попадать на лицо.
— Почему?
Она объяснила холодно:
— Будет похожа на простолюдинку в поле!.. Или служанку. А это недопустимо.
— Ах да, — сказал я саркастически, — у вас же благородство можно увидеть только по загару, есть он или нет, а так все свиньи свиньями! А у нас благородство выказывают манерами, умением себя вести, держаться в обществе, не хамить, не тыкать своим происхождением… потому что оно ничего не значит, как будто у благородных людей не могут родиться дети-подонки!
Она нахмурилась, я видел, как борется, готовая возразить, но удержали от спора то ли страх, то ли женская хитрость, не знаю, не до того, голова пухнет от диких идей, как
— А почему вот эти женщины легкого поведения, — проговорила она, — все голые или почти голые?
— Там пляж, — объяснил я. — Вон река, видите, ваше величество? В одежде не купаются. И утонуть можно, и плавать неудобно. А самое главное, конечно, на пляже вся на виду, и сразу видно, прямая у нее спина или горбатая, отвисает живот или подвязала шарфом, есть на коже отвратительные пятна или нет…
Она вспыхнула.
— Ты хочешь сказать, у нас женщины уродливые?
— Хочу сказать, — ответил я дипломатично, — даже сказал, что у вас уродливых не отличишь от красивых!.. У вас все скрыто! И кто женится, тот покупает кота в мешке! Разве это честно?
Она поморщилась.
— У нас достойные женщины. А здесь только легкого и очень легкого поведения. Общедоступные, верно?
— Верно, — согласился я.
— А почему они все так любят показываться… я правильно сказала?.. лежа?
— А вашему величеству догадаться трудно? — спросил я с издевкой. — Полагают, что так выглядят… интереснее. Когда лежа, как понимаете, грудь не свисает, а чтоб не слишком сдвинулась в стороны, как бывает с очень крупной и основательно размятой, можно как бы невзначай придержать локтями, а то и откровенно ладонями.
Она снова осмотрела слайды очень внимательно.
— А что, вот так особенно интересны?
Я пожал плечами.
— Эти дуры полагают, что да, очень даже. Ну, вы же знаете, ваше величество, женщины все дуры. Если что в голову одной взбредет, другие тут же переймут и сделают вид, что сами додумались. Потому все такие одинаковые, как из инкубатора.
Она брезгливо передернула плечами.
— Как хорошо, что я не женщина!
— Вообще-то у женщин набор поз очень невелик, — сообщил я. — Это особенно видно, когда запустишь вот такое слайд-шоу. Не больше четырех-пяти, а каждая дает небольшие корреляции в количестве двух-трех штук. Но основных все-таки четыре-пять. Может быть, даже меньше.
— А почему многие прижимают к груди пушистые игрушки?
— Косят под малолеток, — объяснил я. — Многие из мужчин предпочитают помоложе, еще моложе, а иные так и вовсе цапают несовершеннолетних. Эти, что с мишками, рассчитывают на педофилов, что наравне с инцестом и скотоложством было признано расширенной нормой гуманного и демократического общества.
— А чего вон та закусила ожерелье? — не унималась она. — Это же некрасиво — брать его в рот!
— Зато можно показать зубки, — возразил я. — Вон, дескать, какие, белые и ровные, как жемчужинки в ожерелье!.. Заодно и губы, а еще и рот приоткроет, влажный и зовущий…
Она пробормотала в недоумении:
— А рот зачем?
Я взглянул на ее средневековое лицо, замялся.
— Да так… дуры просто. У дур всегда рот приоткрыт. Потому и пользуются спросом. Ваше величество, у вас на свежем воздухе аппетит еще не разыгрался?.. Сейчас шашлычки будут готовы.