Высокий глерд
Шрифт:
Отец тоже оделся под старину, хотя это почти незаметно, мы, мужчины, этой ерундой не страдаем, и наши костюмы изменяются мало. Зато на его мундире масса золотого шитья, аксельбанты и прочее мельтешащее, несколько орденов времен то ли Екатерины Великой, то ли кайзера Вильгельма: крупные такие восьмиконечные звезды и различного вида кресты, усыпанные бриллиантами, рубинами, сапфирами и прочими искусственными изумрудами.
Левой рукой он придерживает адмиральский кортик в раззолоченных ножнах, правой подкрутил несуществующие
Улыбаясь с таким усилием, что заболел рот, я вышел навстречу, держа руки в заграбастывающем жесте, мама это любит, хоть и понимает показуху. С отцом мы стукнулись кулаками, это пришло на смену рукопожатию и уже уходит под натиском моды поклонов, с матерью расцеловались, она без этого не мыслит встречи с родственниками.
— Ты похудел, — сказала она с одобрением, — только не понимаю, когда успел…
— Сейчас есть такие таблетки, — сказал отец авторитетно.
— Он таблетки не пьет, — напомнила мама. — Мода на отказников!
— Качался, — ответил я скромно. — Сушка. Ускоренная сушка. Прошу в дом… или желаете посидеть в беседке? Там так уютно, так уютно…
Мать смерила меня понимающим взглядом.
— Чего дрожишь? Пойдем в дом.
Отец, глядя через мое плечо, охнул, отодвинул меня в сторону и поклонился. Мне показалось, даже колени чуть подогнул, будто собирался преклонить колено, это остатки того ритуального движения, когда при встрече поднимали забрало шлема, затем приподнимали шляпу, а сейчас достаточно учтиво коснуться кончиками пальцев виска, а у военных в это трансформировалось отдание рыцарской чести.
Я оглянулся, королева не изволила сидеть и ждать, а сама вышла навстречу, что, безусловно, учтиво и мудро. Лучше вот так по-хозяйски, чем сидеть в кресле и не встать, когда в комнату войдут люди вдвое старше по возрасту.
Мать заулыбалась, я видел, что вполне искренне, даже поражена, королева блещет холодной утонченной красотой женщины высшего света.
— Ваше величество…
К моему изумлению, мать довольно грациозно сделала книксен, это такой присед, как со штангой, только не такой глубокий и без выдоха.
Королева радушно улыбается, но я видел по ее взгляду отчаянную попытку с ходу понять, к какому классу знатности принадлежат мои родители, но, понятно, в истории королевства Нижних Долин таких нарядов и орденов не было.
Она протянула отцу руку, а тот, сорвав шляпу, бережно взял другой рукой ее пальцы и поцеловал с таким пылом и мастерством, что, блин, а ты, папа, оказывается, еще тот стрекозел, как называли таких в старину.
С моей матерью обнялись, кто бы подумал, что это такой древний и универсальный жест и у женщин.
Королева сказала с чарующей улыбкой:
— Прошу простить меня за нарушение всех правил, но чрезвычайные обстоятельства заставили… Ваш сын объяснит.
Мать заверила
— Он уже все объяснил! Намеками. Ваше величество, мы счастливы, что нашему сыну выпала честь принимать вас…
Королева сделала радушный жест в сторону крыльца:
— Прошу вас в дом…
Отец подскочил к ней петушком, согнул руку в локте.
— Ваше величество…
Я думал, королева вдвинет туда руку или хотя бы кисть, но она с бесстрастным видом опустила пальцы ему на локоть, чисто символически обозначая это вот действо, даже не найду ему название, и так пошли в дом.
Мать, придержав меня, прошептала жарким шепотом:
— Сынок, это безумно красивая женщина!.. И как держится, как держится! Это же просто сокровище…
— Ага, — сказал я нервно, — это же крокодил в платье!
— Все женщины, — сообщила она, — крокодилы. И что? Это жизнь, мой дорогой. Вся жизнь — крокодильство. Не упускай ее. Будете крокодилить вместе. Так хочу это увидеть!
Мы поднялись на крыльцо, через распахнутые настежь двери я увидел, как отец церемонно усаживает королеву в кресло.
Я шепнул на ходу:
— Мама, ни слова больше. У нее очень чуткий слух.
— Она еще и музыкантша? — спросила мать обрадованно. — Сынок, я даже не знаю, за что тебе выпало такое счастье!
— Ш-ш-ш-ш, — прошипел я, королева, разговаривая с отцом, вроде бы прислушивается к тому, что говорим. — Потом, все потом!
Я не стал накрывать на стол, так все еще говорится, хотя скатерти исчезли в седую старину, и ничего ими не накрывают, только сделал кофе на всех и поставил на середину столешницы широкую тарелку с пирожными.
Мать намек поняла, это чтоб не засиживались, кофе подают всегда как сигнал, что пора убираться, но не подала виду, что обижена, продолжала весело щебетать и восторгаться, как у меня теперь все стало так красиво и уютно, это явно влияние величества королевы Орландии…
Королева тоже милостиво улыбалась, отец рассыпался в любезностях и смотрел на нее только с восторгом, а мать сказала тем же щебечущим голосом:
— Ваше платье, ваше величество, кроили и шили лучшие портные на всем белом свете!.. Оно настолько изящно и элегантно… А эти бесподобные серьги, ожерелья, брошки…
Королева мило улыбнулась, неспешно сняла некую хреновину с платья, протянула на ладони моей матери самым естественным жестом на свете.
— Вы сделаете мне приятное, если примете в подарок, как память о нашей встрече.
— Ой, — сказала мать в восторге, — какая изящная вещица!.. И что за изумительная оправа? Просто удивительно, как можно сделать так бесподобно… Ваше величество, это просто бесценный подарок!
— Я рада, — произнесла королева мило и одновременно величественно, — что вам понравилось. Не хотите ли…