Высокое окно
Шрифт:
Она подумала, не шевелясь и не поднимая глаз:
— Да. Должна быть. Инициалы мастера «Е.Б.» стоят на левом крыле орла. Мне говорили, обычно они стоят на правом. Это единственное, что мне приходит в голову.
— Думаю, этого достаточно. Вам действительно вернули монету? То есть это не было сказано просто для того, чтобы пресечь мое мельтешение вокруг?
Она быстро подняла глаза и тут же опустила.
— Монета сейчас в сейфе. Если вы найдете моего сына, он покажет вам ее.
— Хорошо, желаю вам спокойной ночи. Пожалуйста, прикажите собрать вещи Мерле и отослать их завтра ко мне.
Она снова вскинула голову,
— Вы как будто чрезвычайно озабочены всем этим, молодой человек.
— Соберите, — сказал я. — И отошлите ко мне. Мерле вам больше не нужна… теперь, когда Ваньер мертв.
Наши взгляды встретились на одно, очень долгое мгновение. Странная жесткая улыбка тронула углы ее губ. Потом она опустила голову и углубилась в карты.
Я вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь, прошел по коридору, спустился вниз, прошел еще по одному коридору мимо веранды и маленького кабинетика Мерле и пересек унылую захламленную гостиную, в которой я ощущал себя набальзамированным трупом.
Створчатые двери в глубине комнаты отворились, через порог ступил Лесли Мердок, уставившись на меня.
33
Его костюм был слегка помят и волосы тоже. Его рыжие усики выглядели, как всегда, малоубедительно. Тени под глазами казались глубокими, как ямы. В руке он держал длинный черный мундштук — пустой; он постукивал им по левой ладони и так стоял, совсем меня не любя, не желая меня видеть и не желая разговаривать со мной.
— Добрый вечер, — сухо сказал он. — Уходите?
— Не совсем еще. Мне надо поговорить с вами.
— Не думаю, что нам есть о чем говорить. Я устал от разговоров.
— О нет, есть о чем. О человеке по имени Ваньер.
— Ваньер. Я его едва знаю. Видел несколько раз. И то, что я о нем знаю, мне не по душе.
— Вы знаете его несколько лучше, чем говорите.
Он вошел в комнату, опустился в одно из попробуй-только-сядь-на-меня кресел; подавшись вперед, подпер подбородок левой рукой и уставился в пол.
— Хорошо, — устало сказал он. — Продолжайте. У меня такое предчувствие, что вы намерены блеснуть. Безупречные логические построения, поток интуиции и прочая дребедень. Прямо как в книгах.
— А как же. Приведу доказательства одно за другим, выстрою их в стройную схему, подкидывая раз за разом всякую мелочишку, которую держу про запас; проведу блестящий анализ мотивов и характеров и превращу их в нечто, совершенно отличное от того, что все — и, по правде говоря, я сам — думали о них до этого великого момента; и, наконец, неожиданно напрыгну на самого, казалось бы, бесперспективного подозреваемого.
Он поднял на меня глаза и почти улыбнулся:
— Который тут же побелеет как мел, забьется в конвульсиях и выронит пистолет из уха.
Я сел рядом с ним и вытащил сигарету.
— Мы можем разыграть это как-нибудь на досуге. У вас есть пистолет?
— Не с собой. Есть. Вы знаете.
— Он был с вами прошлой ночью, когда вы заходили к Ваньеру?
Он пожал плечами и оскалился.
— О! А что, я заходил прошлой ночью к Ваньеру?
— Пожалуй, да. Дедукция. Вы курите сигареты «Бенсон энд Хеджес». У них твердый, хорошо сохраняющий форму пепел. Так вот, в пепельнице у Ваньера этих серых шариков по меньшей мере, на две сигареты. Но окурков в пепельнице нет. Потому что вы курите сигареты с мундштуком, а окурок из
— Нет. — Голос его был спокоен. Он снова смотрел в пол.
— Это пример дедукции. Плохой. Потому что не могло быть никаких окурков, а если и были и кто-то убрал их, то только потому, что они были в помаде. А у вашей жены странная привычка выбрасывать окурки в мусорную корзинку.
— Не впутывайте сюда Линду, — холодно сказал он.
— Ваша мать по-прежнему думает, что дублон взяла Линда и что ваша история о том, как вы отдали его Алексу Морни, — всего лишь попытка прикрыть ее.
— Повторяю, не впутывайте сюда Линду. — Частое четкое постукивание мундштука о его передние зубы было похоже на постукивание телеграфного ключа.
— Я бы очень хотел, — сказал я. — Но я не верю вам по другой причине. Вот по этой. — Я вынул дублон, положил на ладонь и показал Мердоку.
Лесли напряженно смотрел на монету. Плотно сжав рот.
— В то утро, когда вы рассказывали вашу историю, дублон лежал на хранении в ломбарде на Санта-Моника-бульвар. Монету прислал мне так называемый детектив по имени Джордж Филипс. Бесхитростный парнишка, который — по недостатку ума и по чрезмерной жажде деятельности — дал втянуть себя в грязную игру. Плотный светловолосый паренек в коричневом костюме, черных очках и довольно броской шляпе. Разъезжал в «Понтиаке» песочного цвета, почти новом. Вы могли видеть его болтающимся в коридоре у моего офиса вчера утром. Он следил за мной, а до этого, может быть, следил за вами.
Лесли непритворно удивился:
— Зачем ему это понадобилось?
Я зажег сигарету и бросил спичку в агатовую пепельницу, которую, казалось, никогда еще не использовали по назначению.
— Я сказал «может быть». Не обязательно. Он просто мог следить за этим домом. Именно здесь он прицепился ко мне, не думаю, что он следил за мной раньше. — Я все еще держал монету на раскрытой ладони. Я перевернул ее, подкинув, посмотрел инициалы «Е.Б.», стоящие на левом крыле орла, — и убрал в карман. — Он смог ошиваться у этого дома потому, что его наняли продать редкую монету одному старому ушлому дельцу по имени Морнингстар. А старый ушлый делец что-то заподозрил и сказал Филипсу — или просто намекнул, — что монета краденая. Случайно он обознался. Так как если ваш дублон Брэшера действительно сейчас находится наверху, значит, Филипс был нанят продать вовсе не краденую монету. А фальшивую.
Мердок чуть передернул плечами, как будто ему стало зябко. И больше не пошевелился.
— Боюсь, тут, в конце концов, вырисовывается длинная скучная история, — мягко сказал я. — Конечно, было бы лучше придумать что-нибудь поинтересней. Это не очень веселая история, потому что в ней два, а может, и три убийства. Человека по имени Ваньер и человека по имени Тиджер однажды осенила идея. Идея заключалась в изготовлении копии редкой и дорогой монеты. Не настолько редкой, чтобы пользоваться колоссальным спросом, но достаточно редкой, чтобы принести много денег. Они выбрали способ, каким зубные техники изготавливают золотые пломбы. То есть из мелкозернистого цемента, который называется альбастоном, делается форма. Потом с помощью этой формы из воска отливается точная копия монеты; восковая заготовка покрывается другим видом цемента — кристоболитом, способным выдерживать без деформации очень высокую температуру.