Высотка
Шрифт:
И тут, значит, Аврелий подкатывает, а вместе с ним закутанный в три шарфа Виталий Николаевич:
– Тройка, а чего ты больше всего боишься? Из такого нелепого, чего быть не может?
Я третий глаз приоткрыла и говорю:
– Прихода майских жуков боюсь.
– Ерунда, – махнул Сашка, обсасывая похожую на блестящий каштан косточку.
– Боюсь, что сяду на иголку, она в меня воткнётся и по венам до сердца дойдёт. А вам для книжки надо?
–
– А я боюсь астероида, который в Землю врежется – и всё! – восторженно сказал Сашка, хотя его не спрашивали.
– Ну, этого много кто боится, – скучно ответил Виталий Николаевич, – а вот у Сандрочки мысли нетривиальные.
Я возгордилась, Сашка обиделся, хотя мы оба не знали, что значит «нетривиальные».
– Ещё боюсь, – говорю, – что меня инопланетяне похитят.
– Фигня прямо, – цокнул Сашка.
– Люк открытый не заметить и провалиться туда, – продолжаю.
– Этого много кто боится, – сказал Саша писательским тоном и покосился на Виталия Николаевича, но тот молчал.
– А ещё иногда – что из унитаза высунется когтистая лапа и схватит меня, – призналась я.
– Фантастики боится, трусиха! – совсем расстроился Саша.
– Ну почему же фантастики, молодой человек, – назидательно, сквозь очки и кепку, посмотрел на него Виталий Николаевич. – Колька мой как-то раз из экспедиции привёз кость какого-то завра да и посадил её в горшок. Из неё вырос маленький ихтиозавр. Мы назвали его Чипс. Лэйсик, если ласково. Два года у нас в ванной жил. С рук ел. По ночам пел.
Виталий Николаевич помолчал, покачивая коляску.
– А потом Лэйсик ушёл в трубы. К своим, – закончил он рассказ.
Аврелий заскулил из-под энциклопедии, и Виталий Николаевич исчез под заснеженным козырьком первого подъезда, не объяснившись.
А мы продолжали молча сидеть, пока ветер не поднялся такой, что щёки заледенели. Я думала: «Как теперь жить?» Со стороны улицы Сергия Радонежского ползла пурпурная туча в крапинку, с авоськами снега.
– Ничё, не дрейфь, – наконец сказал Сашка со знанием дела, – он же в первом подъезде, мы во втором. У нас трубы прямо в землю, поняла? Чипсу не переползти.
История одиннадцатая
Квартиры 14 и 15
(Сказка о любви и райских птицах)
Шла я как-то по улице и думала о носках. Куртку купил – на ней этикетка. Срезал и пошёл. У ботинок – коробка. Вынул и тоже пошёл. А носки мало того что между собой сшиты, скрепкой друг к другу пришпилены, на микровешалку повешены, так
– Вид у тебя задумчивый, о чём-то умном размышляешь? – бабушка Варя Сирина взяла меня под локоть. Она у нас с пятого этажа. Тот этаж вообще странный – там только две квартиры. Четырнадцатая и пятнадцатая.
– Да, – я кивнула не так чтоб уверенно. Постеснялась носочных мыслей.
– И о чём же? – она бодро заковыляла рядом.
– Давайте я вам помогу? – предложила я.
– Давай! – протянула пакеты бабушка Варя.
На сумках поверх оранжевого солнышка было написано: «Дружба».
– О дружбе, – находчиво соврала я, – думала. Вот у вас есть друг?
Бабушка Варя наклонила голову, фиолетовая чёлка упала на глаза. Конечно же, я знала, что её лучшей подругой была бабушка Валя Алконост, что жила в квартире напротив. И пока я тащила её пакеты, бабушка Варя рассказала, как они подружились.
История такая.
Вышла бабушка Варя на пенсию и спать перестала. Вернее, как: ночью не спит, потом весь день бродит. Пошла в этом тумане в магазин. Или кажется, что пошла, а на самом деле сон всё. Идёт обратно: дождь косит белёсый. Тоска в груди болит. На этаже дно у пакета лопнуло. Кокнулось молоко, раскатились яблоки. Бабушка Варя ключи из сумки потянула – они за подкладку зацепились. Сумка вывернулась в молочную лужу. Стоит она, плачет. Вдруг слышит: поёт кто-то.
Хорошо поёт, не тихо, не громко. Плывёт песня запахом корицы, будто пирог в духовке подходит. Через стены слышно и через дверь. Бабушка Варя вдавила кнопку звонка: приманил её голос. Бабушка Валя открыла:
– Входи, соседка.
– Да я тряпку попросить, – соврала бабушка Варя, тряпки у неё и дома были. – Разлила вон.
В кухне у бабушки Вали свет золотом налит. За окном не московский шум, а морской. Как если бы находили волны на длинный каменный берег, торопливо, настойчиво, – такой звук. Ну, так бабушке Варе показалось, выглядывать на улицу она не стала. Заробела.
В духовке и правда пирог стоял, подсвеченный, словно собор. Мебель белая, пол тёмный, бабушка Валя вокруг неё ходит, горит красными волосами. Бабушка Варя присела, к сухоцветам в вазе притронулась. Чай глотнула.
Конец ознакомительного фрагмента.