Высшая раса
Шрифт:
Тогда, час назад, сержант думал, что на этом всё и закончится, что наглецы, посмевшие возмечтать о реванше, не осмелятся атаковать еще раз. Он не без интереса проводил взглядом ладную фигурку медсестры, одной из тех, что явилась за ранеными, после чего закурил, наслаждаясь тишиной. Даже нывшая, словно дуплистый зуб, голова не мешала отдыху…
Идиллию нарушил противник, начав новую атаку. Немцы, судя по всему, кроме танков, привели к Вене и несколько десятков САУ. Со свистом рухнули на позиции советских войск первые снаряды, и на протяжении пятнадцати минут обстрел не прекращался.
Один
Тяжелую артиллерию развернуть не успели, и поэтому отвечал немцам только дивизион самоходных артиллерийских установок. Но их было всего шестнадцать, и серьезной поддержкой они стать не могли.
Обстрел закончился резко, словно кто-то нажал кнопку, отключив все пушки. И вновь полезли в атаку танки.
– По местам! – гаркнул Усов. Голос его после говора орудий показался до жалости слабым. Но солдаты послушно зашевелились, отряхивая с пилоток и гимнастерок землю.
Вместе с танками в этот раз шла пехота. Треск очередей вплетался в канонаду орудий, создавая звуковое полотно боя.
Атакующим ответили пулеметы, отрыгнули убийственные для бронированных ползучих монстров подарки противотанковые орудия.
Отделение Усова оказалось на острие вражеского удара. Чуть левее пролегала дорога от Линца, и именно по ней намеревался противник провести войска через Тиргартен [37] непосредственно к Вене.
Танки и пехота противника упрямо шли вперед, несмотря на плотный огонь. Немцев, казалось, не смущали потери. Они сражались так, словно их гнало нечто более сильное, чем простой страх смерти и желание победить.
37
Парк на западной окраине Вены, фактически – часть Венского леса (Винервальда).
В окопе, где находился Усов, росли потери. Без стона рухнул пулеметчик с аккуратной дыркой во лбу. Сержант поспешно подскочил, ухватился за теплое тело СГ-43, кивнул второму номеру. Потекла лента, и пулемет задергался в ладонях, словно от ярости.
Сквозь щель прицела хорошо было видно, как падают фигуры в серых мундирах, вошедшие в соприкосновение с темной нитью, тянущейся из пулеметного дула. Сержант испытал досаду, когда очередь соприкоснулась с тушей танка. Броне «тигра» пули калибра 7,62 не страшны.
Усов повел ствол дальше, и тут случилось такое, отчего бывалый партизан едва не помянул вслух бога, нарушив тем самым кодекс поведения строителя коммунизма. Немец, который должен быть перерублен пулями пополам, с непостижимой быстротой согнулся, пропустил очередь над собой, а затем вновь распрямился.
Лейтенант дернулся, послав несколько десятков пуль в небеса, а когда выровнял ствол, то немцы уже начали отступать. Дав напоследок еще одну очередь по врагам, Усов вытер со лба пот и решился закурить. После некоторых размышлений он пришел к выводу, что произошедшее – не что иное, как случайность.
Дым папиросы лениво уползал к небесам, сердце лейтенанта, в течение боя бившееся со страшной скоростью, потихоньку успокаивалась, а над Тиргартеном воцарялась мирная тишина.
Верхняя Австрия, замок Шаунберг
28 июля 1945 года, 9:53 – 10:46
Виллигут, как всегда, появился в комнате Петра без стука. Лицо у него было усталое, на нем резко проявились признаки возраста, которые ранее были почти не видны. Обозначились морщины, проступили вены на шее, что за одну ночь стала дряблой. Во всех движениях бригаденфюрера заметна была слабость.
– Доброе утро, Петер, – невнятно проговорил он. Капитан не ответил, лишь спросил угрюмо, продолжая лежать на кровати:
– Что, опять на ритуалы поведете?
– Нет, – покачал головой Виллигут. – Вас решено допустить к совещанию арманов!
Петр не знал точного смысла этого странного слова, но из разговоров успел понять, что так в замке называют фашистских главарей. Понимая, что сопротивление бессмысленно, а из услышанного на совещании можно будет многое узнать, он поднялся и двинулся за провожатым.
Прошли через двор, уже начинающий нагреваться. Еще несколько шагов – и сомкнулись за спиной двери входа в главный зал. Но на этот раз бригаденфюрер повел Петра дальше. Они прошли мимо помоста с кубическим камнем, которому Виллигут отвесил церемонный поклон, и нырнули в неприметную дверь, скрытую за драпировкой.
Миновали короткий коридор без окон, со стенами из необработанного камня. Пахло здесь мышами, а свет давали только свечи, которые несли двое автоматчиков.
У двери, помеченной огромной, нарисованной золотом руной Ар, Виллигут отобрал у охраны один из подсвечников и отослал солдат назад. Совершенно не опасаясь пленника, повернулся к нему спиной и толкнул дверь.
Та открылась бесшумно. Изнутри пахнуло застоявшимся воздухом помещения, в котором окна не открывались очень давно. Петр переступил порог и оказался в широком и коротком зале, на одной из стен которого висели неразличимые в полумраке картины. Стояла полная тишина, и в ней рождалось ощущение тонкого, непонятного, но в то же время сладостного страха…
Петр нервно вздрогнул, когда Виллигут резко повернулся к нему. Сам собой вырвался дурацкий вопрос:
– Что?
Но бригаденфюрер словно ничего не услышал.
– Всем, кто приходит сюда впервые, – сказал он, – должны быть показаны картины, отражающие дух арийского учения. Следуйте за мной.
Как марионетка за кукловодом, двинулся разведчик за провожатым, который подошел к первой из картин и поднес к ней подсвечник. Пламя выхватило из мрака кричащее контрастирующими цветами изображение: темно-фиолетовая бездна, плывущий в ней шар ослепительно-оранжевого пламени, и слева от него – исполинская, в половину огненного шара глыба голубого, играющего огоньками льда.