Высшая раса
Шрифт:
Когда из кустов навстречу выступили двое, Усов с трудом сдержал какой-то детский испуг. Злость, ярость и горечь клубились в груди, и сохранять спокойствие удавалось с немалым трудом.
– Кто таков? – спросил конвоира один из встречающих. В голосе его слышались командные интонации.
– Назвался сержантом Усовым, товарищ капитан, – ответил сопровождающий.
– А ну-ка посвети.
В лицо ударил свет, заставив сержанта ослепнуть.
– Да, это он, – послышался откуда-то из-за безжалостного сияния голос. – Возвращайся на пост.
– Есть!
Фонарик
– Что-то народ какой-то нервный, товарищ капитан! – заметил Усов, массируя веки. Автомат, который у него никто не удосужился отобрать, оттягивал плечо, мешая одной из рук свободно двигаться.
– Слишком много людей погибло, – со вздохом ответил капитан. – Штаб, слава богу, нападению не подвергся.
Штаб – большая палатка, разместился по другую сторону оврага, на широкой поляне. Вокруг него сновали людские тени, слышались команды и ругательства. Лесные запахи нарушались вонью пота и крови.
– Пойдем к комбату, доложишь, – сказал капитан и, пройдя мимо часовых, с шуршанием откинул полог палатки. На траву упал тусклый свет керосиновой лампы.
Комбат рассеянно выслушал рассказ о том, что третья рота, судя по всему, уничтожена полностью. Похоже, что это не было для него новостью.
– Вы не ранены, сержант? – спросил он, когда Усов замолчал.
– Никак нет.
– Тогда поступаете в распоряжение капитана Томина.
– Есть!
Спустя полчаса сержант в компании с полутора десятком бойцов во главе с капитаном миновали давешний пост и отправились по траншеям к дороге, что перерезала лес почти по центру, отделяя в то же самое время позиции второго батальона от третьего.
Здесь было тихо. Несколько раз натыкались на мертвые тела. Часть солдат и офицеров была убита холодным оружием, и у всех были раны на горле.
– Добивали, гады, – сказал Томин, со злостью сплевывая. – Как они ухитрились подкрасться незаметно?
Осмотрели несколько пушек. Помимо того, что были украдены затворы и прицелы, неведомая сила слегка искривила стволы, сделав орудия непригодными к стрельбе. О том, как это было сделано, оставалось только гадать.
С содроганием сердца прошелся Усов по позиции своего отделения – вдруг отыщется кто оглушенный?
Но надеждам не суждено было сбыться.
Когда под ногами вместо мягкой травы оказался асфальт автобана, разведчики приободрились. И словно кнутом по обнаженной спине, хлестнул по их нервам грохот очереди.
Трассирующие пули прилетели с противоположное стороны дороги и прошли чуть левее; невидимый стрелок явно бил на звук.
– Ложись! – рявкнул Томин, и Усов упал, обдирая локти.
Грянула вторая очередь, затем смолкла, словно автомат подавился.
– Эй, вы кто – наши? – донесся несмелый выкрик.
– Конечно! – ответил Томин. – Мать вашу, совсем озверели!
Последующую нецензурную тираду капитана на той стороне дороге выслушали молча, а потом ответили с различимым восхищением:
– Теперь
Усов кряхтя поднялся с асфальта. Руки и ноги отказывались слушаться, хотелось лечь и уснуть. О чем-то беседовали командиры встретившихся подразделений, и, даже не вслушиваясь в смысл их разговора, сержант понимал, что исполнение мечты об отдыхе придется отложить надолго.
Нижняя Австрия, город Вена,
военная комендатура Советской армии
29 июля 1945 года, 0:45 – 1:35
Генерал-лейтенант Благодатов проснулся оттого, что его потрясли за плечо.
– Что такое? – спросил он, поднимая голову. Спал, точнее дремал, комендант Вены на рабочем столе, просто опустив голову на руки. Заработался допоздна и сам не заметил, как усталость смежила веки.
– Атака немцев, Алексей Васильевич, – ответил полковник Перервин. – Только что сообщили с передовой.
– Что, наступление? – с изумлением спросил генерал-лейтенант, протирая очки. Нелюбовь немцев к ночным операциям была широко известна, и то, что они столь резко изменили своим привычкам, казалось необычным.
– Нет, – покачал головой полковник. – Сообщают, что атакован всего один батальон. Нападение было очень быстрым, а потом стрельба стихла.
– Что, наши отбились?
– Нет, не похоже, – на лице Перервина появилось мрачное выражение.
– Вы думаете, Иван Александрович, что это прорыв в город диверсионной группы? Отряда солдат, одурманенных химией? Вроде тех, которых мы видели? – Благодатов вскочил из-за стола и бросился к двери.
– Скорее всего, – полковник кивнул и последовал за командиром в коридор.
– Но они же могли пройти тихо! Зачем им шум?
– Чтобы посеять панику, – пожал плечами на ходу Перервин. – Напугать. Я думаю, что потери на передовой были очень велики.
– И первая цель у диверсантов – мы. – Благодатов резко свернул на лестницу, ведущую на первый этаж, и тут же остановился.
– Позвоните в комиссариат, Коневу, – бросил он, повернувшись к Перервину. Лицо коменданта, обычно мягкое и спокойное, сейчас отвердело, глаза смотрели цепко. – Пусть готовятся к обороне и поднимают те части, что в городе. На электростанцию и прочие объекты. А я позабочусь о нашей безопасности.
– Есть! – ответил подполковник, и Благодатов остался один.
На первом этаже его встретил дежурный офицер.
– Батальон – в ружье! – скомандовал ему генерал-лейтенант. – Занять круговую оборону!
После первого нападения диверсантов охрану комендатуры усилили до полного батальона, раньше было одно название. Под казармы приспособили стоящее рядом здание. Дежурный схватил трубку телефона, и спустя пять минут ночь наполнилась грохотом сапог и лязгом затворов.
Солдаты вбегали в дом и, как муравьи по своему жилищу, разбегались по этажам. Учитывая необычные возможности противника, необходимо было защитить каждое окно.