Высший пилотаж
Шрифт:
Чуткая и нежная, она поймет. Не сможет не понять! Она непременно ответит на его робкий ученический ход с2 — е4.
Калитка оказалась закрытой изнутри на щеколду да еще прикрученной проволокой. Это не беда: он уже чувствует себя достаточно здоровым, чтобы одним прыжком перемахнуть через штакетник. Выскочил же он из торцового окна собственного клуба!
Но и на дверях резного домика — навесной замок. Никаких признаков присутствия хозяйки.
Коробки с поникшей рассадой помидоров кое-как брошены у стены. Когда друзья уносили
Иоанн вспомнил собственную горечь при виде погибшего «Детройта» и вдруг понял: для Маши растения, о которых она заботится, — то же, что для него самолеты. Такие же живые существа. И они сейчас умирают.
Она не могла без причины, просто так, бросить их на произвол судьбы. Не приехала к своим питомцам в выходные, — значит, что-то у нее стряслось.
Может быть, она нуждается в помощи?
Тогда он обязан помочь.
А если все же не нуждается... все равно он должен ее разыскать. Не ради нее — так ради себя самого.
Нет! Ради них двоих.
...Еще со вчерашнего вечера Антон Белецкий украдкой поглядывал на окошки крайнего дома: не загорится ли там свет, не приехала ли еще Маша.
Эта девушка давно уже задела его за живое. При виде ее он начинал дрожать самой настоящей крупной дрожью, которую не так-то легко было унять. Это удавалось лишь одним способом: начать Машу обижать. Именно так мальчишка-первоклассник дергает за косы девочку, которая ему нравится.
Вначале они общались вполне мирно и даже дружно. Его восхищали Машины логичные и немного наивные суждения. Но он не верил в их искренность. Считал искусственным, безошибочно выбранным и блистательно отработанным приемом. Маской, при помощи которой Марии удается отличаться от остальных женщин.
Однажды, например, он привез с собой незаконченную диссертацию, чтобы поработать над ней на досуге.
Машин взгляд случайно упал на рукопись, выхватил какой-то абзац о клеточном строении древнейших хвощей и папоротников, и она тут же попросила разрешения прочесть всю работу.
— Браво! — хотелось тогда воскликнуть Антону. За этой просьбой он увидел только одно: женщина нашла оригинальный способ предложить себя мужчине. Не впрямую, а косвенно. И он стал ждать продолжения.
Маша же его ожидания разметала в пух и прах. Она уселась в его гамак, отгородившись от мира своими толстыми очками, и действительно углубилась в научный труд. Да с каким воодушевлением!
Он наблюдал, ждал.
Вот девушка подняла голову и задала ему какой-то весьма уместный вопрос об особенностях плазматической мембраны в системе размножения растительных организмов.
Антон торжествовал. Он понял это как сигнал к старту любовной игры. И тут же резко стартовал с азартом и уверенностью опытного игрока.
Маша была удивлена, расстроена, разгневана! Она недвусмысленно дала ему понять, что это был фальстарт.
Но кроме того, она действительно была огорчена тем, что ей не дали дочитать диссертацию до конца.
Белецкий же опять-таки
И вновь ему хотелось аплодировать: «Браво! Брависсимо! Ты гораздо умнее всех этих дурочек, которые бегут на первый же мужской свист, как собачонки!»
Но время шло, а мучительница-кокетка, какою он считал Марию, все не подпускала его к себе.
Это стало казаться Белецкому нечестным, незаконным. К отношениям полов он подходил как биолог: просто, цинично и без всякой романтической чепухи. Считал, что такие понятия, как любовь, нежность, преданность и так далее, выдуманы людьми лишь для того, чтобы скрасить однообразие вечно повторяющегося процесса.
И тогда он начал злиться. Решил заполучить непокорную самку любой ценой: как самец он имел на это право! Так рассуждал Антон Белецкий и однажды сделал попытку овладеть Машей силой.
Она вырвалась и убежала. Больше всего его задело то, что лицо ее тогда выражало не страх, не возбуждение, не мольбу о пощаде, а отвращение, брезгливость и даже... жалость.
А жалость, по его разумению, тоже была выдумана поэтами. Генетически она не присуща ни одному биологическому виду.
Выходило, что Мария снова притворяется!
После этого они не общались вплоть до прошлого уик-энда, когда она вдруг ворвалась в его дом, окутанная прозрачной пленкой.
А потом... О, потом они бежали с ней под ливнем, и он чувствовал ее тело совсем рядом.
А чуть позже она села к нему на колени, и он совсем уж было заполучил то, к чему давно стремился... Но тут, черт побери, вмешался другой самец, раненый и от этого еще более агрессивный, как подстреленный лев.
Но ту особь мужского пола, к счастью, вскоре транспортировали куда-то на вертолете — видимо, далеко, иначе воспользовались бы обычным транспортом.
Зато в тот вечер Антон Белецкий видел Машино волнение по отношению к раненому, и это убедило его в собственной правоте: соседка лишь лицемерила, притворяясь, что ей не нужен мужчина, на самом деле она очень даже сексуально возбудима.
А значит, все же есть шанс завоевать ее. И этот шанс непременно надо использовать...
Обо всем этом размышлял Антон Белецкий, пригревшись на солнышке в своем любимом гамаке. На него накатила легкая дремота, и он перестал следить за Машиным участком: видимо, сегодня соседка так и не явится. Ведь дело уже близится к полудню.
Мужской голос, раздавшийся над самым ухом, заставил его вздрогнуть.
— Добрый день, Антон. Не помешал?
Прямо над Белецким стоял тот злополучный самец, воспоминания о котором не несли в себе ничего приятного. Антону даже показалось, что вновь заныли те интимные участки тела, куда незваный гость неделю назад нанес ему удары.
— Помешал, — проскрипел биолог, весь сжавшись. Словно боялся, что его вновь будут бить или применят к нему «простейший» борцовский прием — зажим. Тем более что визитер выглядел совершенно выздоровевшим.