Выстрел из прошлого

Солдатова Наталия

— А ты уверена, что спит? Что он не… того?

— Не умер, что ли? Да нет, дышит.

— А… его никто навестить не хотел?

— Да он же не местный! Откуда?

— Ну, может… барды эти. У них ведь фестиваль, ты сказала?

— Да. Только его никто не навещал. Ой, ладно, дядя Володь! Там какой-то шум внизу, зовут вроде.

— Ладно. Спокойной ночи. Присматривай там за ним.

И все же он позвонил к себе на работу дежурному и попросил организовать охрану инфекционной больницы.

Вот так. Московский бард Гена Певцов приезжает в их город на фестиваль, попадает в больницу, оттуда сбегает вечером — но бежит почему-то не в сторону гостиницы, где ему надо переодеться для выступления, и не в сторону ДК, где проходят все фестивали, а совсем в другую… Чего он хотел? Ведь что-то же он намеревался сделать, если, конечно, его приход — не случайность, не действия человека под влиянием высокой температуры, помутнения сознания и так далее.

Володя посмотрел на часы — больше часа он потратил на Певцова, не

продвинувшись ни на шаг. А он по опыту знал, что нужно на время отключиться от всего и постараться в мельчайших деталях воспроизвести тот вечер — может быть, и появится какой-то кончик, который поможет распутать весь клубок. Он ведь уже начал это делать, и не надо было отвлекаться, все равно с бардом можно будет поговорить только завтра, и то, если разрешит лечащий врач. Володя снова и снова возвращался в тот вечер, мысленно шел по улице — сначала по одной ее стороне, потом, когда увидел Рудика — по другой… Было еще нечто, привлекшее его внимание. Ну, не привлекшее, а так, что-то прошло мимо… Может, машина? Нет. Лицо в окне? Нет, не лицо и не в окне. Но что? Он буквально всем нутром чувствовал нечто необычное. Какая-то штука была явно не на своем месте. Володя решил еще раз прокрутить в памяти все подряд, до мельчайших деталей, слева направо, снизу вверх. Соседний дом, забор, его родной дом, Рудик у ворот, колонка, где брали воду… Все на своих местах. И все-таки… Необычное фиксировалось где-то слева… Но слева был соседний пустовавший дом, который сейчас перестраивали, и забор. А там, за забором, раньше семья Мищенко разбила огород и выращивали овощи и цветы. Они никого не пускали за заветную огородную черту, поэтому с правой стороны дома всегда бывало оживленно и весело, а с левой — тишина и покой…

Стоп! Володю обдало жаром… Вот оно! А ведь дело-то в этом самом заборе. В этом самом огороде, где никогда не было посторонних. Никогда. Но не теперь. Там кто-то двигался. Не шел, но двигался. Стоял? Сидел? Непонятно. Но — был! И, скорее всего, это был мужчина. Неясно отпечатавшийся образ давал еще одну подсказку — пожилой мужчина. Но как и зачем он там оказался, в этом запретном огороде? Еще одна загадка, еще одно задание себе — опросить соседей, чьи окна выходят сейчас на огород, а именно — тетю Дашу со второго этажа, она постоянно торчит у окна, наблюдая за всеми, и девушку, живущую теперь в квартире Мищенко, — Юлю, кажется. Конечно, если удастся ее застать, она подолгу живет где-то у родных или знакомых, наведываясь в свою клетушку лишь время от времени.

А может, именно в этом все и дело? В квартире никого нет, а через нее можно проникнуть в дом. И что? В дом можно проникнуть и нормально — через двор и входную дверь, правда, это будет у всех на виду. Но что-то же ведь надо было человеку, который находился в огороде. Просто пьяный? Исключено, пьяному туда не попасть. Впрочем, может, теперь все иначе? Да нет, не может, огородную эстафету Мищенко приняла тетя Даша, и замки остались прежними…

Загадка за загадкой. Но самое главное — Володя пока не видел, для чего их надо разгадывать, и вообще не был уверен, надо ли. До тех пор, пока уже утром ему не передали, что его разыскивает москвичка Александрова в связи с каким-то чрезвычайным происшествием. Володя тут же набрал ее московский номер…

Ирина стояла перед большим старинным зеркалом, окаймленным черным деревом, — единственным предметом мебели, оставшимся ей от бабушки. В зеркале отражалась ее высокая и все еще стройная фигура, однако новое платье ей явно не шло, ибо подчеркивало остроту ее плеч и аскетизм лица. Все это могли сгладить только мягкие тона и плавные, округлые формы воротников, плечиков, различные воланы и всякие другие приспособления, которые она не любила. Ну, что ж, придется отказаться от этого платья, обменять в магазине на что-нибудь другое — деньги-то там вряд ли вернут.

Она застегнула платье несколько по-иному, надела пояс, и на миг ей показалось, что выглядит отлично, как-то по-новому. Но тут же приуныла: зеркало просто стояло в выгодном для нее свете — не специально, просто его больше некуда было повесить, так что утешение, увы, слабое. Да оно и понятно — сколько неудач в последнее время! С ордерами квартирными не вышло. Смерть дяди. Ужасная гибель тети. Этот труп в родном городишке, в старом доме, рядом с которым прошло ее детство. Эти ужасные голоса, предвещающие беду. Вернувшись оттуда, она решила не ходить на кладбище. Вообще-то, если бы не обещание Володе, она поступила бы иначе. Ирина представила, как она звонит своему племяннику Игорю, как уговаривает его пойти вместе с ней, как они идут по пустому кладбищу… А потом… Ну, как она будет общаться с тетей при Игоре? Наверное, никакого разговора не получится… Впрочем, что сейчас об этом думать, она ведь уже сказала себе — нет. Она вообще никуда не пойдет. В институт ей только послезавтра, а сегодня какая-то сила удерживала ее дома. Она всем своим нутром это чувствовала. Да и сон был странный и непонятный — ее подруга, умершая семь лет назад, все звала ее к себе и очень сердилась, что Ирина отказывается идти куда-то вниз, где сплошной песок, как в пустыне… Взять себя в руки, никуда не ходить, ни о чем не думать, выключить телевизор. А потом позвонить Игорю — ей все равно надо с ним встретиться, все рассказать, в конце концов, он один у нее

остался, сын ее брата, которого она очень любила и который забрал мальчика у матери-пьяницы еще в годовалом возрасте. Не было слов, чтобы описать всю эту трагедию, но главное — Полина вовремя была лишена материнства, ребенок остался жив и вырос вроде бы неплохим парнем. Вообще-то Ирина не была с ним особенно близка — жили они с братом в разных городах, но после его смерти уже вполне взрослый самостоятельный Игорь поменял квартиру на Подмосковье, поступил в Москве учиться и время от времени ее навещает. Многое в нем нравилось Ирине — его целеустремленность, эрудиция, начитанность, а что-то даже немного раздражало. Что именно, она не могла для себя четко сформулировать. Случайно замеченная жесткость во взгляде? Или то, что он не пришел на похороны тети и не счел нужным извиниться, а когда она спросила, почему, он сказал что-то невразумительное о том, что надо было спасать друга, и показал его фотографию, мимолетный снимок, сделанный у газетного киоска?

Внезапно на Ирину нахлынуло ощущение чего-то страшного, холодного, неотвратимого, что вот-вот должно произойти. Она включила свет, шагнула к окну и вдруг почувствовала необъяснимую опасность. Эта опасность таилась там, за окном, в недрах двора, где еще час назад мирно играли дети. Просто великолепная мишень — темный силуэт в этом освещенном окне! Опасность пронзила ее с такой силой, словно в тело впились сразу тысячи стрел. Она быстро задернула шторы, каждую минуту ожидая услышать выстрел — почему-то именно выстрел! — и выключила свет, затем чуть раздвинула шторы и стала всматриваться во двор. Детская площадка была пуста. За ней стояло несколько гаражей для машин инвалидов, а на специально отгороженной стоянке безмолвно сгрудились другие автомобили… И — ни души кругом. Однако она четко сознавала, что опасность таится где-то там. Позвонить Игорю? Он далеко, полтора часа езды. В милицию, как советовал Володя? Но ведь у нее нет никаких доказательств… Удивительно все-таки, как человек чувствует опасность. Она была уверена, что не ошибается. И голос, тот голос был связан вот с этой угрозой ее жизни, это было одно целое, снежный ком опасности, которая нарастала с каждой минутой… Ей казалось, что, включи она сейчас свет, раздвинь шторы, и тут же от удара пули задребезжит стекло, и наступит конец…

Помня увещевания Володи, пытавшегося доказать ей, что все не так просто, и надо быть настороже, она, ощупью набрав номер, позвонила в опорный пункт милиции — он находился недалеко от дома. Выслушали ее внимательно, записали адрес, пообещали придти, однако особой заинтересованности и готовности к действиям она не почувствовала. И тут ее осенило — она вспомнила читаные еще в юности рассказы о Шерлоке Холмсе, вернее, тот из них, где в кресле вместо знаменитого сыщика сидел его манекен, представлявший отличную мишень для преступника. Она открыла шкаф, сняла вешалку с платьем, все в той же полутьме нашла внизу зимнюю шапку и шарф, которые до сих пор не убрала в кладовку, примотала с его помощью шапку к вешалке, взяла швабру, и, перевернув ее, попыталась укрепить на ней весь этот силуэт. Вешалка сползала со швабры вместе с головой, пришлось взять пояс и закрепить им это чучело. Получилось. «Ну, с богом!» — подумала Ирина и, оставив чучело у стены возле окна, включила свет. Затем подползла к окну, взяла чучело за палку и стала осторожно поднимать его вверх. Вот над подоконником показалась «голова», вот она снова опустилась, и так несколько раз — Ирина надеялась, что создается впечатление мытья пола. Но надо ведь когда-то и разогнуться! Палка стала подниматься вверх, выше, еще выше… В это время раздался звонок в дверь и одновременно еще один звук, как будто что-то просвистело над ухом, разбив заодно и стекло. Ирина бросила чучело и кинулась к двери. В глазок она увидела родную милицию с дубинками. Быстро распахнув дверь, она потянула их в прихожую…

Милиционеров было двое — молодые, толковые ребята. На их лицах читалось явное недоумение, однако реакция была быстрой и верной. Они подхватили Ирину, находившуюся в полуобморочном состоянии, посадили ее в кресло и принялись осматривать комнату. Быстро разобравшись, что к чему, разумно решили, судя по направлению пули, что преступник мог стрелять и из-за гаражей, и из лоджии соседнего дома. Один оперативник тут же отправился в указанном направлении, другой доложил обо всем по рации, а потом сказал Ирине, с трудом пришедшей в себя, что сейчас будут проверять весь район, но при этом смущенно добавил, что особых надежд на результат он лично не возлагает, и попросил Ирину написать обо всем, что произошло. Она присела к столу и предельно четко изложила на бумаге, как все случилось. А перед глазами стоял, вернее, лежал тот человек в пижаме в коридоре старого дома и увещевания Володи — быть осторожней, не ходить на кладбище… Она и не пошла — и тогда кто-то попытался устроить ей кладбище в ее же собственной квартире…

— Ну, что ж, Ирина Вадимовна… Придется вас еще потревожить… В десять часов мы за вами пришлем машину, чтобы вам самой не ходить. Приедете вот по этому адресу… К кому — здесь все написано. — И молоденький милиционер, тот, что докладывал по рации, протянул ей пропуск.

— А что мне делать сейчас? Вы уйдете, а он может опять…

— Надо кого-нибудь из родственников вызвать… Из друзей…

— Из родственников у меня здесь только племянник, но ему далеко до меня добираться. А друзей неловко беспокоить…