Выстрел издалека
Шрифт:
Оказалось, что звуки доносились с шествия, двигавшегося по Пятой авеню. Джокер поглазел немного вместе с толпой. Чемодан стоял у его ног, руки он засунул глубоко в карманы куртки. Группа волынщиков в шотландских юбках играла «Мыс Кинтайр». За ними следовало гигантское сооружение в форме лох-несского чудовища, на обоих боках которого трафаретным способом было начертано название японской компьютерной компании. Всю Пятую авеню перегораживало внушительное здание собора в готическом стиле. Когда лох-несское чудовище перестало загораживать обзор, Джокер увидел, что это собор святого Патрика.
Он вдруг подумал, а многие ли из тех зрителей,
За этим сооружением двигался кортеж американских автомобилей старых моделей – все с открывающимся верхом, огромными радиаторами и многочисленными хромированными деталями. На капоте каждой машины сидели подростки, махавшие толпе руками, а на дверцах были прикреплены плакаты с названиями, как предположил Джокер, телевизионных программ: «Живой цвет», «Голова Германа», «Рок». На плакаты толпа реагировала наиболее активно: слышались громкие возгласы и крики, а малыши подбегали, чтобы взять автограф. Какое отношение все это имело ко дню святого Патрика, Джокер не мог понять. Отряды полицейских в синей форме маршировали, а затем становились по стойке «смирно». На груди у каждого красовался трилистник. Джокеру пришли на ум слова полковника о том, что в правоохранительных органах Соединенных Штатов служит много выходцев из Ирландии. Неожиданно перед Джокером возник клоун в ярком желтом костюме и синем парике. Он махал ведерком, на котором были написаны названия благотворительных фондов, собиравших пожертвования. Джокер пожал плечами и признался, что у него нет мелочи.
– Ничего не поделаешь, – покорно сказал клоун и зашлепал в своих огромных башмаках к группе детей.
С небоскребов, выходивших на площадь, спускались бумажные ленты. Одна из них обвилась вокруг шеи Джокера. Он оборвал ее и бросил на землю.
Мимо проследовала платформа зеленого цвета, рекламировавшая какую-то страховую компанию. Трое скрипачей, сидя на ней, играли народную ирландскую мелодию, а несколько девушек танцевали джигу. Джокер подхватил свой чемодан и начал пробираться сквозь толпу.
До этого он уже несколько раз бывал в Нью-Йорке и поэтому знал, что вблизи Тридцать седьмой улицы, ближе к Ист-ривер, есть небольшие гостиницы. Вдоль Пятой авеню можно было продвигаться только очень медленно из-за толпы зевак. В какой-то момент ему перекрыл дорогу марширующий оркестр, состоявший из молодых негритянских девушек, одетых в серебристые костюмы и высокие шлемы с плюмажами, за которыми следовали молодые люди в такой же униформе с медными духовыми инструментами и барабанами. Джокер решил сойти с Пятой авеню, дождался просвета в шествии и проскользнул на другую сторону магистрали. На улицах, где не проходило шествие, было сравнительно тихо, и через двадцать минут он уже стоял у входа в гостиницу, в которой решил остановиться. Она называлась «Белая лошадь» и располагалась в двух примыкавших друг к другу зданиях из коричневого камня. Внутри обстановка была очень простой: фанерные перегородки между
Отведенная Джокеру комната располагалась на третьем этаже в заднем крыле гостиницы. Окна выходили в темный парк, который уже вечером не внушал доверия. Здание обвивала ржавая пожарная лестница. Джокер открыл окно, чтобы поближе ее рассмотреть. Конечно, она давала возможность уйти от преследования, но с таким же успехом ею мог воспользоваться и непрошеный посетитель. Осмотрев окно, Джокер понял, что запор не остановит даже напористого любителя, не говоря уж о профессионале. Кондиционер, встроенный в стену под окном, никак не отреагировал на включение. Джокер в сердцах пнул его ногой.
Из спальни можно было попасть в небольшой санузел, где имелись душ, желтая, вся в трещинах раковина и унитаз. Кусок бумаги, прикрепленный поперек сиденья, оповещал Джокера о том, что санитарная обработка произведена. Взяв с полочки под зеркалом стеклянный стакан, он вернулся в комнату, сел на кровать и открыл свой чемодан. Достав оттуда бутылку «Старого ворчуна», налил себе порядочную порцию и чокнулся с собственным отражением в зеркале.
– Если мне удастся провернуть это дело, я опять окажусь на коне, – произнес он полным сарказма голосом.
Говард сидел в приемной Теодора Клейтона, поставив у ног портфель. Секретарша тестя время от времени бросала на него сочувственные взгляды, но он никак не выражал своего нетерпения. Что поделаешь, если Клейтону вздумалось по-ребячески показать свою власть! Говард может заплатить эту небольшую цену за ту помощь, которую получит ФБР.
Клейтон заставил его ждать всего десять минут, и Говард решил, что легко отделался. Тесть сам открыл дверь в свой кабинет и пригласил Коула войти.
– Извини, Коул, я разговаривал по телефону с Токио.
– С Токио? – спросил озадаченный Говард. – Я считал, вы с японцами конкуренты.
– Что касается конечной продукции – да, но технология у нас одна. Кроме того, несколько японских фирм заинтересованы в том, чтобы финансировать нас. В последнее время японцы ведут с нами дела в стиле «сокуренции» – словечко, придуманное ими для обозначения одновременно и конкуренции, и сотрудничества.
– А как смотрит правительство на такое ведение дел?
– Что ты имеешь в виду? – спросил Клейтон, усаживаясь за свой безукоризненно чистый стол, на котором стояла фотография Лизы в медной рамке, а рядом фотография Дженнифер – второй жены Клейтона. Обе женщины поразительно походили друг на друга – те же светлые волосы, прекрасная кожа и голубые глаза, только Дженнифер была моложе падчерицы на пять с лишним лет.
– Вашу работу в области обороны. Правительству наверняка не понравится участие заокеанских пайщиков в этих программах.
Клейтон фыркнул и покачал головой.