Выстрел, который снес крышу
Шрифт:
– Какой любовник?.. Ну да, как же я мог забыть! Вы же убили любовника своей жены! Вам теперь всюду любовники мерещатся! – заламывая кисти рук, нервно засмеялся Илья Макарович.
– Да, я убил любовника своей жены и последние три года нахожусь здесь на излечении…
– Вы хотите со мной об этом поговорить? Пожалуйста, но только не сейчас. Во-первых, у меня мало времени…
– А во-вторых, сейчас подъедет Эльвира Тимофеевна. Хотел бы я знать, кто из вас здесь главный…
– А я бы хотел знать, зачем вы шпионите за
– Почему за вами? Может, я шпионил за кладовщицей? Сначала она с вами, потом с любовником…
– С каким любовником? Что ты несешь? – разозлился Илья Макарович.
Оказывается, он умел злиться. А с виду непробиваемо-добродушный старичок. Павел пренебрежительно усмехнулся, глядя на него. Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся…
– Я же говорю вам, с вами она уже закончила, а с ним только начинала.
– С кем – с ним?
– С мужиком, который у нее живет. Губастый такой, нос пятаком…
– Ты его видел?
– Да. Он ее к себе позвал, а она юбку задрала. Дальше я ничего не видел… Зря вы с молодухой связались: согласно теории Рогачевского, разница в возрасте обратно пропорциональна супружеской верности. Хорошо, что вы на ней еще не женились, а то в вашем возрасте тяжело рога носить, шея уже слабая, может и не удержать…
– Хватит! – Косынцев рассерженно хлопнул ладонью по столу. – Хватит врать! Не могла Катя юбку задрать! Я знаю, о ком вы говорите. Это Виктор, ее родной брат. Между ними ничего не может быть!
– Ага, как в том анекдоте, когда кошка рожала от собственного сына… Какой он ей к черту брат? Вас, как последнего лоха, разводят, а вы ушами хлопаете!.. Откуда взялся этот брат?
– Не знаю, – обхватив руками голову, вяло отозвался Илья Макарович. – У него какие-то проблемы… – Спохватившись, он косо глянул на Павла: – Вам-то какое до этого дело?
– Ничего себе, какое мне до этого дело! Этот братец переодевается в клоуна, убивает человека, я бегу за ним до вашей чертовой больницы, он бьет меня по голове, исчезает, а я оказываюсь здесь. Архипова внушает мне, что я чокнутый, что никакого клоуна не было, накачивает меня галлюциногенами, чтобы у меня ум за разум зашел. Что у вас здесь творится? Зачем вы держите у себя киллера? Может, вы занимаетесь профессиональным отстрелом людей? Или ваша мафия что-то не поделила с Горухановым?
Косынцев долго и пристально смотрел на Павла, качая головой. Затем поднялся, направился к выходу, но в дверях остановился.
– Боюсь, Павел Евгеньевич, что вы нуждаетесь в серьезном лечении, – сказал он.
И прежде чем выйти из кабинета, махнул на него рукой. Таким жестом дьявол обрекает на вечные муки попавшего в ад грешника.
В одиночестве Павел пробыл недолго. Санитар Серегин схватил его за волосы, оторвал от стула, после чего ударил кулаком в живот.
Пока Торопов приходил в себя, появилась Эльвира Тимофеевна.
– Василий, ну зачем руки распускать? –
Она велела санитару посадить пациентка на кушетку, после чего выставила за дверь.
– Что ж вы, Павел Евгеньевич, больничный режим нарушаете?
– Больничный режим для больных, а я здоровый…
– Сомневаюсь.
Набросив на себя халат, врач взяла молоточек, подошла к Торопову и поводила им возле глаз. Но он и не думал реагировать на него взглядом. Тогда Эльвира Тимофеевна ударила его молоточком в лоб, да так, что у него зарябило в глазах.
– Неважное у вас состояние, Павел Евгеньевич, – с едкой насмешкой заключила она.
– Могло быть и хуже, если бы я не отказался от ужина. С грибочками… Зачем к вам приходила Дарья Павловна? Что вы с ней сделали?
– Сколько раз тебе говорить, что Дарья Павловна существует только в твоем воображении, – как на неразумного недоросля посмотрела на Торопова Эльвира Тимофеевна.
– Конечно, и ты тоже существуешь в моем воображении, – скривил губы Павел.
– Нет, я существую в реальности. Кстати, ты можешь обнять меня, ощупать сверху донизу. Можешь почувствовать мою реальность, – с издевательским кокетством усмехнулась женщина.
– Вы же знаете, у меня связаны руки.
– Тогда ничем не могу тебе помочь… Ты интересный мужчина, Паша, и я бы даже могла тобой увлечься. Если бы не была твоим врачом. Но я твой врач, а ты мой пациент, и никуда от этого не денешься. И люблю я тебя как врач своего пациента…
– И любовь эта до гроба.
– А вот провоцировать меня не надо, – Эльвира Тимофеевна глянула на Павла жестко и с упреком.
– Что со мной будет?
– Ничего. Просто закончим начатое. Я должна тебя вылечить, и я это сделаю.
– Нейролептики?
– А ты, я смотрю, ждешь не дождешься, когда станешь овощем, – съязвила Архипова. – А ведь я пыталась избежать кардинальных мер, занималась с тобой, заставляла держать себя в руках… Но твое безумие оказалось сильнее тебя.
– Какое безумие? Я совершенно здоров. И вы это прекрасно знаете. И не был я здесь три года…
– А работал ты охранником в клубе «Седьмая эра».
– Ну вот, вы знаете…
– Я знаю, что такого клуба у нас в городе нет.
– Есть «Летнее время». Вместо «Седьмой эры», – неуверенно сказал Павел.
– Кто тебе сказал, что вместо «Седьмой эры»?
– Ну…
– Никто тебе этого не говорил, – торжествующе улыбнулась Эльвира Тимофеевна.
– Я сам это понял…
– Сам ты понял, что надо бежать из больницы. И ты сбежал. Но ведь ты же не вылечился. И ты сам должен был это понять. Ни «Седьмой эры» нет, ни общежития, в котором ты якобы жил…
– Почему это нет общежития, если оно есть?
– Есть, но в каком состоянии?
– В каком?
– Сгорело твое общежитие! И ты сам об этом знаешь.