Выстрел в лицо
Шрифт:
— Но ты со мной согласна? — спросил Брунетти. — Ты ведь лучше его знаешь, так что должна понимать, что творится у него в голове. Или в сердце.
— Ты что, правда думаешь, что я его хорошо знаю? — удивилась Паола, отодвигаясь на край дивана. Она поерзала, устраиваясь поудобнее, и уселась мужу на ноги.
— Разумеется. Ты ведь его дочь.
— То есть ты считаешь, что Кьяра понимает тебя лучше, чем кто бы то ни было? — уточнила Паола.
— Ну что ты сравниваешь? Она же еще подросток.
— То
— Ой, да прекрати ты изображать из себя Сократа, — недовольно сморщился Брунетти. — Так что, согласна ты со мной или нет?
— В том, что он чувствует себя одиноким стариком?
— Да.
Обнаружив кусочек грязи, присохшей к отворотам брюк мужа, Паола отскребла его ногтем.
— Да, думаю, все так и есть, — ответила она после долгой паузы и погладила его по ноге. — Но, если тебя это утешит, могу сказать, что, по-моему, папа страдал от одиночества всю мою сознательную жизнь.
— Почему?
— Потому что он образованный, культурный, интеллигентный человек, который большую часть своего времени проводит в компании людей совсем другого сорта. Нет-нет, — легонько похлопала она его по ноге, упреждая протесты, — прежде чем начнешь возмущаться, позволь мне сказать: я признаю, что многие из них очень даже умные люди, но совсем не такие, как он. Папа предпочитает оперировать понятиями на абстрактном уровне, а его коллег обычно интересуют только прибыли да убытки.
— А его что, не интересуют? — спросил Брунетти без малейшего намека на скепсис.
— Конечно, он любит зарабатывать. Я тебе говорила, это чисто фамильная черта. Но все это обогащение всегда казалось ему чересчур простым делом. На самом деле папа всегда стремился к жизни мыслителя, ему хотелось подняться над этим миром, увидеть и понять жизнь такой, какая она есть.
— Что, неудавшийся философ? — спросил Брунетти.
Паола недобро на него посмотрела.
— Не злобствуй, Гвидо, — осадила она его. — Я и сама не знаю, как это толком объяснить. Мне кажется, что сейчас, когда папа уже никак не может игнорировать тот факт, что он постарел, он постепенно приходит к убеждению, что жизнь у него не удалась.
— Но… — Брунетти даже не знал, с чего начать. Возражений было слишком много: у тестя ведь и счастливый брак, и чудесная дочь, и прекрасные внуки. А еще состояние, успешный бизнес, положение в обществе. Брунетти покачал ногами, привлекая внимание Паолы: — Нет, не могу я этого понять.
— Уважение, — ответила она. — Он хочет, чтобы его уважали. Вот так вот просто.
— Но его и так все уважают.
— Кроме тебя, — бросила Паола с такой яростью, что Брунетти заподозрил, будто она ждала долгие годы, если не десятки лет, чтобы это ему высказать.
Брунетти вызволил из-под нее свои ноги и сел.
— Сегодня я понял, что люблю его, — предложил он компромисс.
—
У Брунетти внутри как будто что-то перевернулось. Только сегодня утром он смотрел на тело мужчины, который был моложе его и получил две пули в затылок. И Брунетти не без оснований подозревал, что это убийство будут всячески стараться замять — если уже не замяли — люди вроде отца Паолы: богатые, влиятельные, с хорошими связями и знакомствами. А ему, значит, еще и уважать их за это?
— Твой отец сказал мне сегодня, что собирается вложить средства в бизнес в Китае, — холодно заметил Брунетти. — Я не стал спрашивать, чем конкретно он намерен там заняться, но перед этим он как бы между делом заметил, что китайцы, по его мнению, пересылают ядовитые отходы в Тибет — и ради этого даже построили там железную дорогу.
Брунетти умолк.
— И что ты пытаешься этим сказать? — наконец нарушила молчание Паола.
— Что он собирается вложить туда деньги; что его, похоже, все эти махинации с Тибетом совершенно не волнуют.
Паола повернулась и уставилась на мужа так, словно не могла понять, что за человек вдруг оказался с ней на одном диване.
— А вот вы, комиссар Брунетти, на кого, позвольте спросить, вы работаете?
— На государственную полицию.
— А она на кого?
— На Министерство внутренних дел.
— А они на кого?
— Ты что, хочешь всю пищевую цепочку перебрать, пока мы до главы правительства не доберемся? — поинтересовался Брунетти.
— Мы, собственно, уже до него добрались, — заметила она.
Какое-то время они молчали: тишина лишь накаляла обстановку, и в воздухе запахло серьезной ссорой.
Паола и не думала идти на попятный. Напротив, придала ссоре новый толчок:
— Ты, дорогой мой, работаешь на это правительство и при этом осмеливаешься критиковать моего отца за то, что он собирается инвестировать свои средства в Китай?
Брунетти коротко вздохнул и открыл было рот, чтобы ей возразить, когда в дом с невообразимым шумом ворвались Кьяра и Раффи. Топот и грохот стоял такой, что Паола не выдержала и, вскочив на ноги, отправилась в коридор. Дети скакали, сбивая с ботинок снег, и яростно трясли куртки, на которых снега было еще больше.
— А как же фестиваль ужастиков? — удивилась Паола.
— Чу-до-вищ-ный, — ответила Кьяра. — Представляешь, они начали с «Годзиллы». Где они только откопали такое старье? А спецэффекты? Убожество!
— Мы ужин пропустили? — встрял Раффи.
— Нет, — поспешила успокоить сына Паола. — Я как раз собиралась что-нибудь приготовить. Двадцать минут потерпите?
Дети кивнули, поскакали еще немного, не забыли выставить ботинки за дверь и разошлись по своим комнатам. Паола ушла на кухню.