Выстрел в Опере
Шрифт:
— Да оставь ты эту тетрадку в покое! — озлилась певица. — Говорю тебе, малая случайно ее уронила, когда деньги тырила. Если б тетрадка что-нибудь значила, она б взяла не бабки, а ее.
— Логично. — Машин ответ был усталым.
Хотя конспект Кылыны был пролистан ею больше чем наполовину, его содержание так и осталось полнейшей загадкой.
На первой странице тетради стояло одно-единственное число — аккуратно зачеркнутое.
Следующие страниц двадцать занимали непонятные и длиннохвостые формулы, столь заковыристые и бесконечные,
На двадцать первой странице задачка заканчивалась значком:
=
А на соседнем листе стояло еще одно число, трижды обведенное ручкой, так эмоционально и криво, точно, вычислив его, скрупулезная Кылына утратила от счастья контроль над собой.
Двести одиннадцать тысяч девятьсот одиннадцать.
Маша расширила глаза. Потом сощурила.
Не помогло.
Под 211911 пристроилось непонятное:
К+2 верт
AAA не прольет, БД не пойдет, вор не будет, Ц остается,
(БМочень тревожно?)
Студентка пролистала еще пару страниц — они были схожими.
Страницы слева занимали подсчеты.
Страницы справа — слова и сокращения.
Сие сильно смахивало на словесную расшифровку левой — математической части.
Но расшифровать расшифровку также не представлялось возможным.
Ковалева вернулась к началу:
К+2 верт
AAA не прольет… вор не будет…
«Кто не будет вором? Тот, кто получит двести тысяч?» — подумала она и в недоумении закрыла тетрадь.
— А я вот тут думаю, не записаться ли мне в астрологическую школу Глобы, — доложила ей Даша Чуб.
— Тебе? Киевице? — удивилась подруга. — Ты способна увидеть на небе такое, что Глобе не снилось.
— Да, — согласилась та. — Но только на одну минуту. А сколько часов я должна тупо на небо пялиться? Так, может, хоть астрологию изучу… Еще мне физиогномика нравится. Это читать характер человека по чертам лица. Вот видела морщину у Кати на лбу? Так это огромная редкость! Обычно у всех нормальных людей две продольные морщины, а у нее одна — точно посередине лба. Такая же была у Черчилля. Из этого можно увидеть, что она сильная натура, помешанная на власти.
— А разве это без морщины увидеть нельзя?
— На Кате? Можно.
К+2 верт
«Катя плюс мы двое, — предположила Маша. — Вряд ли. Но, допустим. Тогда что такое „верт“? Вертихвостка? Вертеп? Вертеть? Вертолет?
Вертолет мог бы подойти…»
Как раз неподалеку от них, на Ярославовом Валу, во дворе дома № 15 сын известного киевского психиатра — авиаконструктор Игорь Сикорский построил и опробовал в 1911 году первую в мире модель вертолета.
В 1911 году. 201911… Кабы не прилепившаяся впереди двадцатка.
1911 год зашевелился у Маши в уме, и из него, как из скорлупы, обещало вылупиться нечто знакомое. Но обещание свое не сдержало.
— Д-аш, — отрывисто позвала студентка, — помнишь, ты говорила «в Киеве всегда летали»?
— А то! — ожила Чуб. — Я ж мечтала стать космонавтом! И мне предки книжку купили — с картинками, про воздухоплавание. Я ее все детство читала. Вот там я и прочитала, что первую в мире «мертвую петлю» летчик Петр Нестеров сделал в Киеве. Первый вертолет изобрел наш Сикорский. Первый в мире спутник Земли, первую ракету в космос запустил наш Королев [4] . А еще до него киевский
4
Королев Сергей Павлович (1907–1966) — конструктор первых ракетно-космических систем. Родился в Житомире, в семье учителя.
Поступил в Киевский политехнический институт. С. П. Королев создал первый советский ракетный планер, первую советскую крылатую ракету. Под его руководством были построены первые пилотируемые космические корабли, отработана аппаратура для полета человека в космос, для выхода из корабля в свободное пространство и возвращения космического аппарата на Землю, созданы искусственные спутники Земли. Королев первым послал космические аппараты к Луне, Венере, Марсу, Солнцу для их исследования.
5
Кистяковский Георгий Богданович (1900–1982) — русский ученый. Родился в семье профессора права Киевского университета Богдана Кистяковского. С 1926 проживал в США, один из создателей первой атомной бомбы.
Вздохнув, Маша отложила конспект и, согласно сложившемуся ритуалу смены караула, задрала горло к небу.
Не отрывая глаз от серебряных звезд, она вслепую переместила себя на освобожденный матрас, пока Даша, придерживая напарницу за ягодицы, направляла их на середину ложа.
Небо должно было оставаться в поле их зрения каждую секунду! Поскольку, если на нем загорался «красный огонь», «завидеть» точное местонахождение оного, чтоб «полететь туда», было возможно лишь в самое первое мгновенье.
— Все. Ложись! — дала добро Даша.
Маша Ковалева легла.
От нечего делать Землепотрясная открыла тетрадь с «математикой».
— Фигня какая-то, — прокомментировала она минуту спустя. — Слушай, Маш, а ты ведь нам так и не сказала, чего у тебя такой паршивый настрой? Из-за суда? Да?
— Да, — сказала Маша. Потом подумала и сказала правду: — Нет.
— Конечно нет, — удостоверила Чуб. — Оно у тебя давно паршивое. С тех пор, как ты с Купальского шабаша слиняла. Я ведь знаю, куда ты побежала.
— Знаешь, — не стала спорить та.
— Но я честно молчу.
От удивления Ковалева на миг оторвала взор от жизненно важного неба и взглянула на Дашу.
Даша, честно молчавшая почти трое суток, была явлением невероятным!
— К своему художнику побежала в XIX век. К Врубелю. Верно?
— Верно.
— Ну и че, не сложилось? — соболезнующе сказала подруга.
— Не сложилось.
— Я так и поняла, — удовлетворенно кивнула Чуб. — И у меня с Демоном не сложилось. В смысле, с моим Демоном — с Яном. На шабаше все вроде было туда-сюда… Точно не помню, пьяная была. А когда протрезвела, дошло: то был уже совсем другой Ян. Холодный какой-то. Странно. Я ж ему нравилась — точно!
— Не нравилась ты ему, — неожиданно жестко сказала Маша. — Ни ты, ни я, ни Катя. Поверь. Я с ним говорила.
— С моим Яном?!
— Нет. С моим Деном.
Тут автор обязан кое-что объяснить.
С тем, кого Глава киевских ведьм Василиса Андреевна уважительно величала Хозяином, кого книга Киевиц именовала «Стоящим по левую руку» и кого Даша и Маша, по присущей людям привычке, называли Демоном, — с Демьяном, Яном, Демитрием Киевицким у без году неделя Киевиц сложились сложноподчиненные отношения.