Вьюгова дюжина
Шрифт:
Ритуалы от родичей Вьюги редкостью не были. Они частенько приходили в теплицы. Работников смены собирали в неудобной темной раздевалке и мурыжили там, пока родичи мычали что-то неразборчивое и махали руками. Но на такие ритуалы никогда не приносили травы и бубны.
Эти вещи крепко ассоциировались с именаречением и заставляли волосы на руках вставать дыбом.
За иллюминаторами гудел ветер, усиливаясь с каждой секундой. Уши заложило. Таашша затряслась и зарылась лицом в кофту Рраха. Но знакомый запах и обхватившие за плечи огромные ладони не спасали от лезущего в уши ритма.
Ветер завыл совсем
Ветер рвался внутрь. Хотел остановить. Помочь. Прекратить. Вьюга ярилась. Она не могла перевернуть громаду корабля, не хватало сил. Люди заперлись в своей металлической скорлупе, лёгкие, мягкие, слабые. И недосягаемые.
Вьюга злилась, скидывала с бортов слабо закреплённое оборудование, засыпала иллюминаторы снегом. Искала.
И нашла. Стекло над Таашшиной головой брызнуло кучей осколков. Она взвизгнула, вывернулась из объятий друга и отскочила на несколько шагов назад. Ррах рассеянно отёр кровь из оцарапанной осколком щеки. Бубен смолк. Присутствующие – сонные и туго соображающие – медленно отходили от дурмана. Ветер принес с собой ворох маленьких колких снежинок и моментально выдул из помещения сладковато-горький травяной дымок.
За спиной Таашши раздался сдавленный испуганный вскрик. Она резко обернулась, чтобы увидеть пухлый пальчик сестрицы Вьюги, глядящий прямо ей в грудь. Таашшу затрясло от страха и воспоминаний. Она не сразу сообразила, что в этот раз между ней и пальцем замер затравленным зверьком Крыс.
– Больше некуда откладывать, – Поводырь подошёл к сестрице и мягко, но настойчиво опустил её руку. – Сегодня вечером для тебя состоится ритуал именаречения.
Таашша видела, как от лица мальчишки отлила кровь. Он стоял к ней вполоборота, но Таашша отлично представляла пустой затравленный взгляд его зеленющих глаз. Таких же ярких, как стены в помещении.
– Вечером у него смена, – Таашша не сразу поняла, что слова сорвались именно с её губ и с трудом подавила порыв запечатать рот ладонью. Ловить вылетевшие слова было поздно. Она, внутренне дрожа как замёрзший бульон из свиных копыт, задрала подбородок, встречаясь взглядом с Поводырем.
Тот нахмурился, оглянулся на безучастного каперанга и нервно извивающуюся в его руках сестрицу Вьюги и поправился:
– Приходи завтра с утра в каюту сестрицы.
Крыс заторможено кивнул и обернулся. Таашша вздрогнула, когда лихорадочно блестящие, чёрные от затопивших радужку зрачков, глаза выловили её взгляд.
Крыс висел на тоненькой ниточке, а внизу простиралась непроглядная бездна безумия.
Глава 4
Крыс брякнул на раздачу миску с недоеденной порцией и пробкой вылетел из столовой. Ррах проводил мальчишку долгим задумчивым взглядом:
– Его всем кубриком поколачивают. Пацан мелкий и хилый, но задиристый как бойцовый петух.
Офицеры, несколько растерянные разыгравшейся сценой, наконец отмерли и начали раздавать указания. Чаны с едой унесли на камбуз дожидаться освобождения дневной смены, посуду сгребли в кучу и вручили дежурным, недовольным отвесили тычков и оплеух. Каперанг, убедившись что работа налажена, отдал несколько коротких приказов и удалился, отбивая каблуками чёткий
После его ухода народ слегка выдохнул. Гнетущая тишина потихоньку разбавлялась негромкими фразами и неловкими шутками. Чьи-то умелые руки законопатили вылетевшее оконное стекло фанеркой.
Таашша задумчиво огляделась. Почему-то раньше ей не приходило в голову, что в корабельную обслугу не отобрали ни одного старика, или совсем маленького ребёнка. При том, что к родичам Вьюги вывели всё население рабочих кварталов от мала до велика. Слепые родичи безошибочно нашарили своими указующим перстами молодых и полных сил людей.
Офицеры, закончив наводить порядок, потянулись к выходу. Один остановился галантно придержав двери замершей перед ними сестрице. Та растерянно водила головой по сторонам, тиская жалобно позвякивающий бубен, но с месте не двигалась. Поводырь, спохватившись, подлетел к подопечной, ухватил под локоток и аккуратно повёл к дверям. Привычная, сестрица покорно двинулась, подчиняясь малейшим движениям руки сопровождающего. Таашша проследила за слаженными, отточенными действиями, пораженная неожиданной и жуткой мыслью. Может, родичи видеть не могли, но их поводыри однозначно были зрячи. Что могло помешать им пройтись вдоль шеренги перепуганных людей, выбирая наиболее крепких и молодых? Пути Вьюги неисповедимы, но можно ли пускать всё на самотёк, когда на борту нужны сильные рабочие руки?
После ухода всех надзирателей, народ окончательно приободрился. Кто-то начал насвистывать навязчивый мотивчик. Его поддержал отчаянно фальшивящий женский голос. Таашша поморщилась, красноречиво закатывая глаза.
Ррах хитро улыбнулся и вытащил из нагрудного кармана маленькую коробочку.
Таашша, знавшая о содержимом, замерла в восхищённом предвкушении. Пальцы Рраха аккуратно вынули поблескивающую серебристыми боками губную гармошку и нежно пробежались по корпусу. Сухие обветренные губы коснулись мундштука и столовая заполнилась звуком.
Мелодия, полившаяся из гармоники, ничем не напоминала ритуальный звон бубнов. Она была лёгкой, быстрой, зовущей сорваться в пляс. Замершие сперва люди разулыбались. Первой в центр зала вышла, как ни странно, Кувалда.
Привычную форму она сменила на длинное платье из тонкой, плохо отутюженной грязно-желтой ткани, которое смотрелась на ней совершенно нелепо. Но в ритм мелодии Кувалда включилась легко и естественно. Коренастая и неуклюжая, в танце она выглядела гибкой веткой кустарника, пляшущей на ледяном ветру.
– А почему и нет? – один из мужчин чуть нервно оправил пиджак своего костюма и шагнул к Кувалде.
Одобрительный гомон усилился. Мелодия увлекала за собой всё новых людей. Ррах весело сверкал глазами и накручивал темп. Чьи-то шаловливые пальцы погасили в столовой свет. На задвинутых к стенам столах появились керосиновые лампы и мрачный полумрак превратился в полумрак завораживающий.
Подобные стихийные пляски редкостью не были, но Таашша думала, что они остались где-то в прошлой жизни. Рядом с уютными семейными вечерами за небогатым столом и утомительной, но привычной работой в теплицах. Сейчас, вглядываясь подслеповатыми в полумраке глазами в мельтешение фигур, вслушиваясь в высокий и чистый голос гармоники и вжимаясь в теплый бок Рраха, Таашша чувствовала почти забытое умиротворение.