Выйду замуж по любви
Шрифт:
— Готова? — спросил он, подойдя к ней. — Пошли.
— Ой, Лень, подожди… Скажи, у вас тут есть место, где можно продать вещи?
— В смысле? Ты что продавать собралась?
Яра выглядела несчастной: глаза снова на мокром месте, губа прикушена, взгляд какой-то тоскливый.
— Вот… — она протянула руку и раскрыла ладонь. — Я сразу не подумала, извини. Я привыкла, что… Впрочем, неважно, — она зябко повела плечами. — Золото и камни ценятся в любом мире, верно?
На ладошке лежали Ярины сережки: маленькие колечки с крупным
— Зачем? — он не сразу понял, что она задумала.
— Продать, — пояснила она терпеливо. — Они дорогие. У меня нет денег, а вы с мамой тратите свои. Я не… не хочу так… — закончила она совсем тихо и дрожащим от слез голосом.
— И тебе не жалко? — Леня не понимал, зачем она отдает драгоценности, если при этом плачет.
— Нет. То есть да… Но… Забирай! — она схватила его за руку и вложила в ладонь сережки.
— Яра, скажи, почему ты плачешь, — строго велел Леня. — Только правду.
— Они мамины… — всхлипнула Яра.
— А мама?..
— Умерла давно…
— Понятно. Извини.
Он открыл застежку и наклонился к ее ушку. Вставить колечко в дырочку — это несложно. И застегнуть.
— Да не дергайся, — попросил он, когда Яра попыталась возразить. — У меня достаточно денег, чтобы купить тебе одежду. Наверное, не самую лучшую, но все же приличную.
— Но я…
— Просто прими, как подарок. Или так — отдашь деньги, когда найдешь своих родных. Или заработаешь. Как тебе хочется, Яра.
— Я никогда не найду своих родных, — горько произнесла она. — Они все остались в другом мире. Майя и Василиса, мои сестры… И зачем я только полезла в этот сундук!
Леня застегнул другую сережку и не выдержал, поцеловал Яру: слегка коснулся губами щеки, а потом и губ, приятно пахнущих молоком и ванилью. Яра не ответила, но и не оттолкнула его, замерла испуганным мышонком.
— Пойдем, — он взял ее за руку. — Расскажи мне все, как есть.
Яра не поняла, почему Леня отказался продавать сережки. Да, она прикидывалась глупой девочкой — не тут, конечно, а в родном мире, — но давно ею не была. Правду говорила Василиса, мол, нужда заставит, тогда поумнеешь. И Яра прекрасно понимала, что положение ее в Лениной семье шатко. Один неверный шаг — и она окажется на улице. С бомжами.
Однако сережки из ушей Яра вынула не из-за страха, а потому что видела — Леня с мамой живут небогато. И дом не свой, а всего лишь три комнатки в общем «муравейнике», и комнатки эти махонькие, и едят на кухне, и прислуги нет. Собака — и та мелкая, видимо, чтобы много не ела. А еще Леня сидит дома из-за руки, следовательно, денег не зарабатывает.
Нахлебницей Яра быть не хотела. А про сережки вспомнила — и поняла, что придется с ними расставаться.
Леня не взял. Наверное, пожалел ее? Она же призналась, что сережки — это память о маме. После ее смерти батюшка поделил между сестрами свадебный гарнитур: кольцо и кулон достались Майе,
И поцеловал Леня тоже из жалости, и приютил — как брошенного котенка.
Яра рассказала все, как есть: о родном мире, о сестрах, о своей жизни, о том, как открыла портал и упала в него. Они медленно шли по бульвару, и Леня внимательно слушал, иногда перебивая, чтобы уточнить то, чего не понимал. Она призналась, что поначалу испугалась, поэтому врала о потере памяти. Даже прощения попросила, но Леня лишь отмахнулся.
— Ты мне не веришь, — грустно произнесла она, когда они присели на скамейку у пруда.
В пруду плавали утки, дети кормили их хлебом. Если бы не шум машин, не одежда людей, не высокие здания по обе стороны бульвара, можно было бы представить, что она в сквере неподалеку от их столичного дома.
— Мне трудно поверить, — признался Леня. — А ты бы поверила?
— Конечно. Я же знаю, есть другие измерения.
— А я вот впервые слышу.
Леня держал ее за руку и большим пальцем поглаживал ладошку. Кажется, бездумно, просто так, но для Яры эта ласка была надеждой. Он не смеялся над ее рассказом, не уличал во лжи, не сердился. Может, пытался поверить?
— У вас тут точно нет магии? — еще раз уточнила Яра. — Вдруг ты просто не знаешь?
— Если я не знаю, то как могу ответить точно? — улыбнулся Леня. — Нет, Яра, магия у нас — это сказка, волшебство.
— А как же… свет, телевизор, машины? И вот твой… смартфон?
— Это техника. Все создано людьми, опирается на законы физики, химии, математики.
— Но магию тоже делают люди, — возразила Яра. — Я не знаю, по каким законам… Это только маги знают, а я — дикая.
— Дикая — это как?
— Вероятно, способности были, но меня не учили с детства. И проявилось все вот только что, а это уже поздно. Поэтому только блокирующий силу амулет и… дикая.
Яра не замечала, что говорит путано. Она нервничала — Леня ей не верил. А если он не верит в ее историю, значит, будет искать объяснение, которое его устроит. И что тогда? Больница, о которой он говорил с Потапычем?
— Интересно… Наверное, у вас магия — это как у нас наука. А у нас магия — это фантазия. Вроде как… взмахнул волшебной палочкой — и любое твое желание исполнилось. Эй, ты чего?
Яра совсем упала духом и снова собиралась заплакать. Обидно, когда тебя считают выдумкой.
— Я не фантазия, — пробормотала она. — Я живая.
Леня приобнял ее за плечи.
— Я вижу, что живая. Не реви? Мне действительно сложно поверить. Пожалуйста, пойми. А ты дикая, но еще без амулета, верно?
— Да. Я не знаю точно. Но если смогла пройти барьер, а потом открыть портал… то — да.
— А ты можешь как-нибудь показать эту… магию?
— Нет, — Яра горько вздохнула. — Видимо, в вашем мире она блокируется, или сила связана с каким-то источником в нашем, а тут аналога просто нет.