Выйти замуж за итальянца или История Ольги Ольгиной, родившейся под знаком Близнецов

Ларина Елена

Мне так понравилось в Римини, что я решила обязательно вернуться сюда, когда Алиса станет чуть постарше, может быть, даже во время всеобщей распродажи, длящейся с седьмого января по первое марта, когда в магазинах будут сезонные скидки, но получилось иначе. В следующий раз мы поехали отдыхать на Сицилию, а потом стали ездить к родителям Марио. Они были очень рады нам, Алиса по-прежнему оставалась их единственной внучкой. Синьора Джанини все намекала мне, что было бы неплохо родить еще пару ребятишек, но я лишь отшучивалась. Я не хотела иметь детей от Марио. Мне казалось, что этим я предам память об Олеге и как-то ущемлю интересы Алисы. Неизвестно,

как станет Марио относиться к ней, если у него появятся собственные дети. Что странно, муж тоже не заговаривал о наследниках, лишь однажды поинтересовался, предохраняюсь ли я. Я ответила отрицательно, хотя давно уже пила противозачаточные таблетки. Больше Марио этот вопрос не поднимал. Гораздо сильнее его интересовало, кто настоящий отец Алисы. Я не любила разговоров на эту тему и молчала, как партизан. Но однажды, когда мы лежали в постели, он вдруг с такой яростью набросился на меня, подозревая в измене с этим человеком, что я сдалась и ответила почти правду. Я сказала, что отец Алисы остался в моем прошлом и я понятия не имею, что с ним теперь стало. Марио удовлетворился ответом и быстро заснул. Я же еще долго лежала в темной комнате, сухими глазами глядя в потолок. Я действительно понятия не имела, как сложилась судьба Олега. Что же касается прошлого, это было не совсем так. Олег до сих пор жил в моем сердце. Он был более настоящим и более близким, чем Марио, храпящий рядом, ибо я не забывала о нем ни на миг. Олег и только Олег был единственным мужчиной в моей жизни!

Я повернула голову и посмотрела на спящего мужа. Он был по-прежнему чертовски хорош собой. Красив той совершенной порочной красотой, которой поэты наделяли Мефистофеля. Странно, что это совершенство никогда меня не трогало. Я знала, что многие женщины влюблялись в Марио, знала и некоторых его любовниц, готовых ради него на все. Что ж, значит им дано было видеть только внешнюю красоту и не замечать внутреннего уродства. Из чаши с недостатками Марио я отхлебнула достаточно, что– бы не испытывать к нему сейчас даже симпатии. Только равнодушие, ибо я осознанно давила в себе все прочие эмоции. А порой, когда верх надо мной брал мой близнец, – страшную ненависть за свою несчастную женскую долю.

Но если некоторые из женщин завидовали мне, то близко знакомые с нами мужчины почти поголовно завидовали Марио. Кто-то тому, что его жена так красива, умна и обаятельна, а кто-то тому, что я так ему верна. Среди того круга, в котором мы вращались, адюльтер был вполне обычным явлением, я же со своей целомудренностью выглядела белой вороной. Люди этого не понимали и пытались приписать мне всевозможные пороки. Иной раз я до слез хохотала, узнавая вдруг, что меня подозревают в лесбийских наклонностях или обвиняют в связи с совсем молоденькими мальчиками. Марио слухам не верил. Он был достаточно прозорлив, чтобы понимать, что другими мужчинами я не интересуюсь. Как не интересуюсь и им.

– Глупая, фригидная курица! – кричал он порой в порыве гнева.

Я усмехалась. Мы оба понимали, что я не была ни бесчувственной, ни тем более глупой. Очень многие реконструкции в наш бизнес вносила именно я. Я же держала руку на пульсе, следя за работой руководства ресторанов, устраивая ротации, внезапные проверки и не давая никому расслабляться. Особенно меня побаивались почему-то администраторы, дав мне не самое лестное прозвище «Медуза Горгона». Прозвище прижилось, сократившись до «Медузы» и не особенно меня задевало. Медуза так Медуза.

Я потихоньку вылезла

из-под одеяла, прошла на кухню, заварила себе кофе. Достала из холодильника гусиный паштет, намазала им французскую булку и с удовольствием подкрепилась. Потом вытащила филе селедки «с дымком» и начала есть прямо из банки. Появления Марио я не заметила и потому вздрогнула, когда он положил мне руки на шею и вкрадчиво произнес:

– Полуночничаешь?

– Марио! Я и не подозревала, что тебе знакомы такие сложные слова в русском языке.

Он обошел меня, подвинул к себе стул и сел почти рядом. Я продолжала есть.

– Вкусно?

– Очень!

– Что это у тебя вдруг появился такой аппетит?

– Не знаю. Вдруг селедки захотела.

Он помолчал, наблюдая, как я набиваю себе рот.

– А ты не беременна?

Придав лицу выражение печального сожаления, я вздохнула.

– Нет! Не получается пока.

Марио скептически поднял одну бровь. Затем, глядя мне прямо в глаза, с намеком усмехнулся. Я облизала губы и враждебно поинтересовалась:

– Что это ты на меня так смотришь?

– Да так... Ты кончай пить свои таблетки!

– Что?

– Я все знаю. Ты не хочешь больше детей. Боишься фигуру испортить, да? Не бойся! Твою фигуру даже ночное обжорство не испортит!

– О чем ты говоришь?

Я состроила самое невинное выражение лица, на которое была способна. Минуту, не меньше, мы смотрели друг на друга, а потом Марио зловеще захохотал. Меня передернуло. В такие минуты я начинала его бояться, он был очень непредсказуем.

– У меня не может быть детей! – вдруг свирепо закричал он. – Никогда! Никогда у меня не может быть детей! Врачи сказали, это безнадежно!

Я опешила.

– Марио, ты мне ни разу не говорил об этом.

– А зачем?! Зачем тебе знать о моем позоре?

– Успокойся, в этом нет ничего позорного. Многие не могут иметь детей, и что с того?! У нас есть Алиса.

– Да, – сказал он, лихорадочно блестя глазами. – У нас есть Алиса. Не только у тебя, запомни это, у меня тоже. И никто никогда не докажет, что она не моя дочь. Понятно тебе?! Я спрашиваю, понятно?!

– Да-да, конечно! Разумеется, это наша дочь. Он начал успокаиваться.

– Алиса меня любит.

– Конечно.

– Она думает, что я ее папа.

– Разумеется.

– Ты ей никогда не расскажешь правды!

– Никогда.

– Иди ко мне. Я хочу тебя.

Ну вот, начинается. Я попыталась отстраниться, но Марио обхватил меня за талию и настойчиво потянул в сторону спальни.

– Дорогой, давай не сегодня. У меня голова болит. Ну пожалуйста, я сейчас не хочу...

Он не успокаивался, на ходу развязывая пояс моего халата. Почти силой завалил меня на постель и... ничего не смог. В первый раз за все время нашего знакомства. Он заснул, рыдая на моем плече, и я так и не поняла, чем вызваны эти слезы – сожалением о невозможности иметь детей или же расстройством из-за мужской несостоятельности.

Утром я проспала. Будильник показывал половину десятого, Марио рядом не оказалось, а Алиска сидела перед большим телевизором, смотрела диснеевскую «Русалочку» и поедала прямо из вазы шоколадные конфеты.

– Мне папа лазлешил! – обиженно запротестовала она, когда я отобрала вазу и выключила мультфильм.

– А папа не сказал, почему тебе не надо сегодня идти в садик?

– Нет. – Она захлопала длинными черными ресницами. – Папа тебе цветочки плинес. Класивые.

– Правда? И где они?