Выйти замуж за лорда
Шрифт:
Там Констанс и увидела крупного мужчину, который стоял в центре гостиной на ковре. На нем было пышное вычурное платье из чудовищной смеси лилового и зеленого шелка. Голову украшала диадема. Перед ней был тот самый мужчина, которого Констанс только что видела на портретах и воплощенного в мраморе в виде некоего Гаргантюа в юбках.
– Мисс Ллойд?
Констанс не могла скрыть своего потрясения. Только сейчас до нее дошло, что мужчина в женском платье и есть герцогиня.
– Простите, ваша светлость. – Констанс присела в глубоком
– Этот дом, должно быть, произвел на вас неизгладимое впечатление, мисс Ллойд, – с нескрываемой гордостью произнесла герцогиня.
– Вы не представляете, какое. – пролепетала Констанс, пытаясь взять себя в руки.
Довольная ответом, герцогиня указала ей на стул, обтянутый штофом с узором, где розы размером с кочаны капусты соседствовали с коричневыми желудями, больше похожими на картошку.
– Садитесь, мисс Ллойд. Я хочу как следует вас разглядеть.
Чувствуя себя букашкой под увеличительным стеклом, Констанс подчинилась. Она была рада возможности сесть и собраться с мыслями. После осмотра дома и этой встречи с будущей свекровью ей казалось, что она пребывает во сне, от которого ей надо как можно скорее очнуться.
– Что ж, – с довольным смешком заметила герцогиня, – я теперь понимаю, что в вас привлекло внимание моего сына. Поверьте, вы совсем не похожи на американку.
Констанс скромно улыбнулась.
– Как это мило с вашей стороны сделать мне такой комплимент. – Констанс вспомнила, как однажды то же самое сказал ей английский джентльмен и подчеркнул, что для чужестранца наивысший комплимент, когда его принимают за англичанина.
– Неплохо, неплохо. Но ваши бедра, мисс Ллойд. Они меня немного разочаровали.
– Ваша светлость?
– Хорошо, не будем об этом. Все равно, я полагаю, этому уже не поможешь. У вас были дети?
– Ваша светлость, я не была замужем.
– Да, но мы с вами знаем, что рождение детей не всегда связано с браком. Итак, как я понимаю, у вас никогда не было детей.
– Конечно, не было!
– Жаль. Тогда мы бы с уверенностью знали, что вы не бесплодны.
Здесь Констанс совсем смешалась и не нашла слов, чтобы ответить. Да и что она могла сказать? Герцогиня, повернувшись на каблуках, подошла к широкой кушетке и, подхватив левой рукой шлейф, села. Довольно много времени у нее ушло на то, чтобы уложить вокруг себя ярды складок широкой юбки, и, лишь покончив с этим, она снова посмотрела на Констанс.
Ее лицо представляло собой как бы набросок портрета, очерченного с помощью складок. Небольшие глазки герцогини помещались в глубокой складке между щеками и бровями, ее рот, большой, с крупными губами над крутым подбородком, был как бы заключен в две крупные складки, похожие на круглые скобки. Но больше всего Констанс поразили волосы герцогини. И не столько тем, что их было слишком много. Они удивляли своим ярко-рыжим цветом, слишком ярким, каким природа еще не наделяла человека. Без постороннего вмешательства
– О! Я вижу, вы любуетесь моей диадемой, – улыбнулась герцогиня. – Это герцогская реликвия, ей более пятидесяти лет. Как вы сами видите, она из золота и бриллиантов в форме листьев и ягод клубники. Я берегу ее специально на случай коронации. Когда придет время коронации принца Уэльского, я должна буду показать, что привыкла к тяжести этой диадемы.
Герцогиня опять повергла Констанс в состояние растерянности. Она снова оказалась неспособной произнести нужные слова. Но будущая свекровь ждала ответа, и Констанс наконец решила отшутиться:
– Боюсь, ваша светлость, что у меня нет таких проблем, потому что нет диадемы.
– Не говорите ерунды. Только герцоги и герцогини имеют на это право, мисс Ллойд. А что касается вас, то и подавно: диадему не может носить незамужняя женщина. Это было бы дерзким и неприличным.
– Я запомню это.
– Советую вам это сделать. Почему вы не надели одно из тех платьев, которые я вам послала?
– По дороге мы были ограблены, нам угрожали оружием.
– Кто это «мы»?
– Меня сопровождал мистер Смит. Друг Филипа. Кстати, где Филип?
– Откуда мне знать? Полагаю, где-нибудь что-нибудь ищет в дебрях Уэлса, а потом моет голову от угольной пыли.
– Филип моет голову от угольной пыли?
– Господи, конечно, нет! – Герцогиня рассмеялась, хрипло и от души.
Констанс обратила внимание на ее руки – грубые, большие, как у фермера или мясника. Она никогда еще не видела таких рук у женщин. Взгляд ее невольно упал на ноги герцогини. Она не ошиблась – ноги были под стать рукам.
– Ваша светлость, пожалуй, мне следует вам сказать, что фата, которую вы так любезно прислали мне, была разорвана грабителями.
Герцогиня посмотрела на нее так, будто у Констанс на голове выросли рога.
– О чем вы говорите?
– О кружевной фате, ваша светлость. Вы прислали ее мне вместе с платьями. Такая красивая кремовая кружевная фата.
– Что-то я не припоминаю. О да! – Герцогиня опять рассмеялась, но в смехе ее было что-то путающее, почти зловещее, подобное неуправляемой стихии. – Кружева? Мисс Ллойд, это была скатерть, к тому же машинной вязки. У меня не было во что завернуть вещи, ею я и воспользовалась. Зачем мне было посылать вам фату! Как забавно получилось!
Констанс, онемев, сидела и смотрела на герцогиню, лицо которой даже разрумянилось от удовольствия.
– Не хотите ли чаю, мисс Ллойд?
– О да. Спасибо. – Констанс попыталась улыбнуться.
– Чай там, на серебряном подносе. Мне две ложки, сахара и немного сливок.
Продолжая улыбаться, Констанс поднялась и налила, герцогине чашку чаю, сделав все, как та просила, а про себя подумала, что охотно положила бы ей ложек шесть сахара и сливок без меры.
– И что-нибудь сладкое к чаю, – добавила герцогиня.