Выжить и вернуться

Вихарева Анастасия

Любка спокойно потерпела, пока мать таскала ее за волосы. Платье-то купили – и не одно, а целых три! Когда пойдет в школу, мать поймет, что потратили на дело. Еще гордиться будет, как гордились Нинкой и Ленкой!

Пока собирали в садик Николку, Любка старалась не попасть матери под горячую руку. Видно невооруженным взглядом, настроение у нее поганое.

Еще бы! Вечером зашел дядя Андрей, и с ходу накричал, что не умела держать язык и за зубами распускала его перед кем ни попадя.

Оказывается,

Нинкина мать уже не работала в сельсовете, а стажировалась на продавца, вникая во все премудрости и планируя выжить ту тетеньку, которая помогла им купить швейную машинку. Дядя Андрей дал матери денег, чтобы она вернула магазину долг, потому что по анонимному письму должен был приехать ОБХСС. Еще одно страшное слово Любка запомнила с первого раза. Мать, похоже, пережила два шока сразу. Первое, что Нинкина мать собиралась стать заведующей магазином, а второй, что все это случилось из-за нее.

– А как? – с окаменевшим лицом только и вымолвила она.

– Да-а, Ваську снимут скоро, – махнул рукой дядя Андрей. – В выборный список его не внесли. Новый у нас будет председатель сельсовета. А новая метла метет по-новому. Все сельсоветские ищут тепленькие места. Машка хотела по-тихому тебе помочь, а ты… дура! – снова накричал он на нее.

– И чего теперь? – расстроилась мать.

– М-да, избавиться от этой стервы не просто будет, – дядя Андрей с озабоченной задумчивостью почесал затылок. – Ну, Машка тоже не лыком шита.

– Ой, чего я натворила! – схватилась мать за голову.

– Она еще не знает, что сватья у моей бабы председатель в райпо. Фамилии-то разные! Капает на мозги каждый день, жалуется. К приезду ОБХСС подготовились. Тут все нормально, деньги только отдай.

– Вороне где-то Бог послал кусочек сыру, – подытожила мать. – Ну, какой из меня продавец? – махнула она рукой, плечи у нее опустились. – Как это люди так умеют: и плюнуть, и воды напиться? Хорошо, что не устроилась… Бегала бы, жаловались, что образования нет, а взяли… Она-то знает!

– Так учись, – обругал ее дядя Андрей. – Заочно можно, я узнавал. Не в образовании дело, голову надо иметь! С людьми языком чесать, а не с грамотным народом!

– А когда? – расстроилась мать еще больше. – Ты кучеряво устроился, одна баба бухгалтер, вторая продавец, сам при машине, так хоть бы дрова разок привез!

– Привезут… Сходи да выпиши! – недовольно бросил дядя Андрей. – Я привезу, а потом на меня ОБХСС набросится по жалобе твой подруженьки.

– Так не бесплатно! – всплеснула мать руками. – Где я денег возьму? На три месяца вперед потратила! Вам с Мотей задолжала, сам знаешь сколько!

– Чего ты стонешь? Чего стонешь? У меня своих мал мала меньше, еще мать на мне, – рассердился дядя Андрей. – И девку твою кормим, мимо не обносим. Спасибо бы сказала!

Он махнул рукой и вышел.

А Любка внезапно поняла, что ничего из того, о чем она мечтала все эти дни, уже не произойдет. Опять Нинкина

мать как-то оказалась на зависть пронырливой обманным путем, а они как бы ей помогли. Но то, что Нинкина мать уже не сможет отправить ее в страшный дом на следующий год, ее порадовало.

– Любка, сходи, посмотри, сильный дождь был или нет, – послала мать. – Вдруг лучше сапоги одеть?

– Щас! – бросила Любка, босиком выскочив на улицу. Пробежала по дороге туда и обратно.

Ночью прошел дождь, дорогу размочило, но там, где были твердые накатанные колеи, уже подсохло, грязь к босым подошвам не налипала. Хотя дождь как будто собирался еще. Значит, в школу тоже лучше новые сапожки одеть.

Во всех домах свет горел.

Значит, все школьники собирались в школу.

– Сухо, но местами сыро! – живо отрапортовала она. Скрыть радость было тяжело.

– В общем, так, – мать присела, одевая Николку в новую куртку. В ней он смотрелся как космонавт в скафандре. Космонавта Любка видела по телевизору у дяди Андрея, – козу я подоила. Накормишь, выпустишь в огород. Хлеб для куриц замочила, всыплешь чашку зерна, тоже накорми. Воды наноси в бачок и ведра, постираться надо. Черпай из колодца небольшим ведерком. Огурцы собери в огуречнике, скоро заморозки ударят. И помидоры, гниют уже. Свеклу, которая побольше, выбери на еду. Стайку почисть, там неделю не убирали! Молоко у Ивановны забери, сказала, утрешнее оставит… Корову она запускать собралась, у кого теперь молоко брать будем?

– У нас коза скоро родит! – подсказала Любка.

– Еще не скоро, месяца через три. Менять ее надо, не дойная она. Если молока нынче не будет, обменяю на мясо. К бабушке и дяде Андрею не ходи! – погрозила мать пальцем. – Опять будут жаловаться, что житья им от вас с Николкой нет. После обеда его забрать бы из садика надо, но ведь не донесешь, – тяжело вздохнула она. – Ладно, сама как-нибудь. И вот еще, травы нарви за огородом, а то овцы не наедаются, что-то уж больно худые, поди, глисты, останемся на зиму без мяса.

Когда за матерью закрылась дверь, Любка с минуту стояла в сильно расстроенных чувствах, почувствовав себя Золушкой, которую не пустили на бал. Наверное, волшебство закончилось именно в тот миг, когда приходила Нинкина мать. Жизнь вдруг резко покатилась с горы. С тем, что наказала мать, и за три дня не управиться. В школу ей до слез хотелось, и скотину было жалко, без скотины зимой никуда. Сено еще не привезли, в стайке овец и козу не оставишь, а привязать и не досмотреть, опять ноги переломают. Или собака напугает, как в прошлый раз, или бодаться начнут. Мать убьет, если с ними что-то случится – шрам на спине с того раза, как коза сломала ногу, все еще можно было нащупать. Козу кое-как вылечили, но молока она с того времени почти не давала, даже Николке не хватало. И без молока тоже никуда.