Выжить нельзя умереть

Милютина Елена

— И чего ты расстраиваешься, вот я не скрываю свое происхождение и учусь спокойно, и ты так же будешь, — улыбнулся Наджар.

— От тебя девушки и так шарахаются, как узнают, что с Харры, гарема боятся!

— А ты объяви, что помолвлен, тем более это почти правда, мол, по приказу отца, и не отменить, ослушаешься — опала!

— Не могу, Джар, легенда у меня другая, и фигурантка в ней не Аннабель. И отец, якобы эту связь не одобряет.

— Ну, тогда скажи, что влюблен без памяти, даже против воли отца идешь, так любишь.

— Это уже лучше, ладно, когда узнают, тогда подумаю, что врать. Пошли обедать, уже время, потом в комнатах у нас поболтаем!

Вся

четверка дружно направилась в столовую. По дороге Джанни рассказал, как составили его пару с Эльрианом.

Пару дней назад в кабинет заведующего кафедрой воздушного пилотирования, полковника Пьера Донадье, пришел ректор академии в сопровождении довольно неприметного мужчины лет сорока, явную военную выправку которого не мог скрыть вполне штатский костюм.

— Добрый день, полковник, — поздоровался ректор, явно чем-то смущенный.

— Добрый, генерал. У вас какое-то дело?

— Угадали. Но сначала хочу представить нашего гостя с Элланы, генерала Саарте.

Полковник и генерал обменялись рукопожатиями. Летчик с интересом смотрел на гостя, пытаясь угадать его специальность. Не получалось. Ректор продолжил:

— Тут дело такое, на второй курс переведен молодой человек с Элланы, почти готовый пилот, отучился 4 года на Воздушном факультете Военной академии Элланы, зовут Джанни Риекки. У Астровцев второго года учебный процесс в основном посвящен твоей кафедре, должны освоить полеты на тяжелых истребителях.

— Да, а что? Пары уже составлены, освоят теорию и перейдем к полетам, вашего «почти пилота» могу проэкзаменовать лично и, если он действительно летает хорошо, попрошу одного из инструкторов позаниматься с ним отдельно, что бы не заскучал.

— Нет, тут другая ситуация. Генерал, может, вы объясните какая!

— Пожалуй, мне будет легче это сделать. У нас, то есть, будем называть вещи своими именами, у правящей семьи Элланы есть одна просьба — поставить курсанта Риекки в пару с курсантом Ли. Могу сказать больше, это личная просьба императора.

Полковник оторопел. Какое дело императору Элланы до того, с кем в паре будет курсант Ли?

— И чем эта просьба вызвана? Какое отношение имеют эти два молодых человека к вашему императору?

— Курсант Риекки, открываю вам служебную тайну и надеюсь на неразглашение, имеет прямое отношение к моему ведомству.

— И что же у вас за ведомство?

— Безопасность.

— Понятно. Значит, курсант Риекки будет следить за своим напарником!

— Нет, полковник, обеспечивать безопасность.

— Вот как! И объясните мне, почему безопасность курсанта Ли так важна даже лично для императора?

— Этот молодой человек его близкий родственник.

— И насколько близкий?

— Ближе не бывает, это все, что я могу вам открыть.

— Вполне достаточно. Значит, мы будем обучать летать, как я понимаю, принца? — произнес полковник с кислой миной.

— Не кривитесь, полковник, этот принц летать умеет, правда на спортивных авиониках, более того, два года подряд выигрывал чемпионат Элланы по высшему пилотажу среди юниоров.

— Даже так? Чего же родственник так беспокоится, раз умеет летать, военный авионик освоит быстро.

— Вот это и беспокоит. Быстро освоит, заскучает и начнет фигуры высшего пилотажа выделывать, рисковать. А знакомый напарник все-таки сдержит, подстрахует.

— Так ваш принц еще и к авантюрам склонен!

— Раньше был, сейчас повзрослел, но если его завести, то может устроить что-то этакое.

— И вы надеетесь, что его напарник сможет остановить.

—

Напарник вряд ли, а вот опасение, что о его выходке станет известно Его Величеству — вполне. Тот ведь может приказать вернуться домой, оставив учебу.

— Хорошо, понял. Только пары были уже сформированы еще до сессии, в мае, как придумать объяснение, вы же не хотите раскрывать инкогнито принца, как я понимаю!

Вмешался ректор:

— А если мы разобьем пары по иному принципу и этим объясним курсантам изменения?

Возьмем и сформируем по летному опыту. Тогда ясно, что человек, почти закончивший академию и чемпион планеты по высшему пилотажу вполне себе подходящая пара. Посмотрим анкеты остальных, наверняка найдутся еще кандидаты в пары с опытом. Сформируем из них отдельную группу, будете давать задания посложнее, чем остальным.

— Хорошая идея, — согласился элланец.

— Уговорили. Я хотел наоборот, составил пары более опытный — менее опытный, но, наверное, так будет лучше. Все сделаю.

— И все-таки прошу вас, по возможности, соблюсти инкогнито курсанта Ли.

— Интересно, у нас же открыто учится племянник эмира Харры, почему у императора такие требования?

— Ну, это не наше дело, просто уважим просьбу.

На этом разговор закончился.

Эльдар с утра пребывал в крайне раздраженном состоянии. Все валилось из рук. И самое главное, винить в этом было некого, только себя. Нет, не совсем только себя, еще эту невозможную женщину, дражайшую супругу. После того, как отец и младший брат открыли им с Эдом шокирующую правду о происшествии на третьем дне рождения Эльриана, Эльдар не переставал думать о поведении Иоанны. У него всегда были особо доверительные отношения с матерью. Она обожала их с Эдмондом, в отличие от двух своих младших, и если раньше он спокойно воспринимал ее объяснения, что Ри терпеть ее не может потому, что она, в отличие от отца, всегда требовала от него порядка и дисциплины, не потакала его капризам, то теперь ее слова воспринимались совсем в ином свете. Если требования порядка сопровождались у ребенка травмой, требующей операции, это уж слишком строгое наказание только за продранные коленки на праздничном костюме…

Помня об этом, Эльдар решил проследить за методами воспитания собственного сына, Эдгара, который рос каким-то подозрительно тихим и робким мальчиком. Эльдар никогда особо не полагался на вздорную и взбалмошную жену, откровенно презирал тещу, но всегда был уверен в матери, считал, что под ее присмотром с ребенком не произойдет ничего плохого. Видимо, зря. По секрету от женщин, в том числе и от матери, он дал команду оборудовать свои покои следящей аппаратурой и первые дни наблюдения выявили такое, что у молодого отца волосы встали дыбом. Сразу стала понятна робость и заторможенность сына. Мальчик был просто запуган и все время жутко боялся сделать что-то «не так». Наказание в этом случае было неминуемо. Четыре бабы, включая няньку оказались просто садистками. Причем, если бабушки были в основном садистками моральными, увлекались часовыми нотациями, сидением на стуле посереди комнаты по полдня (он вспомнил Эльриана в те же три года), стоянием в углу, произнесением по 10–20 раз фраз типа «я плохой, непослушный мальчик» или «я не слушал бабушку и не получу сегодня сладкого», и только изредка шлепали по мягкому месту, то супруга с нянькой были сторонниками физических наказаний — мальчика заставляли стоять не просто в углу, а на коленях на горохе, шлепали постоянно, а пару раз просто выпороли розгой. Это трехлетнего кроху!