Выжить! В ледяном плену
Шрифт:
– На! Чтобы собравшееся общество не посчитало меня редким снобом плачу за всех и за всё!
В ответ Пабло услужливо раскланялся, словно официант перед щедрым клиентом, и тут же бросил деньги в костёр, чтобы поддержать его горение. В этот момент из полумрака неосвещённой пламенем костра части салона неожиданно появился Антонио.
– Я должен сказать вам… – заметно волнуясь, начал он. – Одним словом, если я вдруг умру, то разрешаю съесть моё тело.
В первую минуту все удивлённо замолчали, уставившись на капитана. Первым не удержался и прыснул от смеха Рафаэль. А Карлитос прокомментировал всю нелепость момента следующей репликой:
– Слава Богу, нас сейчас не слышит никто из нормальных людей, а то дело могло бы кончиться психиатрической клиникой, причём для всей присутствующей здесь компании.
Теперь уже все от души
На самом деле это была защитная психологическая реакция людей, чей разум всё ещё отказывался верить в реальность происходящего. Да, им приходилось по нескольку раз в день есть мясо мёртвых друзей, но до сегодняшнего дня эту тему обитатели горного убежища старались без особой нужды не затрагивать в разговорах, и даже не обдумывать. Даже Коча Инчиарте, делая своё предложение, использовал аккуратную фразу «отблагодарить тех, кто после своей смерти помогает нам выжить». А как конкретно мёртвые помогают живым, никто не решался произнести вслух. Подобную травмирующую информацию человеческий мозг, как правило, отправляет в запретные глубины своего подсознания, откуда она может прорываться только в виде кошмарных сновидений. Но после предложения Антонио запретный кошмар неожиданно превратился в фарс. Многие только теперь начинали избавляться от ощущения постоянного ужаса, в котором им приходилось жить. Оказывается и в аду можно от души хохотать над товарищем, который в своём кипящем котле имеет дурацкий вид. Точно также некоторые узники Бухенвальда и Освенцима впоследствии вспоминали, что даже в их совершенно чудовищной жизни людей, которых отлаженная система фабрики смерти методично превращали в затравленных животных, тем не менее, как это не прозвучит фантастически, случались комичные моменты, вызывавшие улыбку и даже смех. Именно юмор способен в ситуации продолжительного существования на краю безумия спасти разум от «перегорания психологической проводки».
Люди в стальной пещере испытывали чувство благодарности к Антонио, позволившему им посмеяться над самым страшным в их теперяшней жизни. Переза тут же предложили место у костра. Отныне он, как и в прежние времена своего капитанства, был вместе со всеми в общей спасательной шлюпке. Почти все были этому рады. Только Сэнди смотрела на своего кумира изумлёнными глазами. Она не могла поверить в то, что придуманный ею Бог сломался, и в своём жалком желании выжить изменил принципам. Саму её уже давно не мучил голод. Более того, у американки не осталось сил даже на страх. Целыми днями Холл лежала на своей подстилке в состоянии какого-то духовного оцепенения. Антонио почти всегда был рядом с нею. Она чувствовала, что он чем-то озабочен, но даже не подозревала, что Переза готовиться к капитуляции. Сразу после нелепого предложения себя в качестве потенциальной еды Антонио подсел к лежащей недалеко от огня Сэнди. Холл презрительно молчала, когда он пытался объяснить ей причину своего поступка. Но неожиданно Переза прошептал:
– Боже, как ты хороша – его сильные руки обняли её за плечи.
Сэнди не была готова к этому. До сих пор между ними не было произнесено ни одного слова любви, только однажды он нежно назвал её по имени. Но вот теперь, задыхаясь от волнения, Антонио торопливо шептал ей:
– Я сделал это только ради тебя, точнее ради нас с тобою. Я никогда даже не мечтал, что когда-нибудь встречу такую фантастическую женщину, как ты. Так неужели же я из тупой принципиальности позволю тебе умереть.
Тут Антонио почти дословно повторил слова, которые однажды уже говорил журналистке, спасая её из хаоса ночного бурана:
– Не волнуйся, Сэнди, я нашёл для нас двоих дорогу домой. Вот смотри.
Он разжал кулак, и женщина увидела на его ладони два кольца, сплетённых из медной проволоки, извлечённой из проводки какого-то авиационного прибора.
– К сожалению, золотых с бриллиантами здесь купить негде, но, по-моему, и эти неплохо смотрятся при данных обстоятельствах.
– Неужели, вы делаете мне предложение, мистер капитан? – холодно поинтересовалась Сэнди, но в глубине её глаз появились едва заметные искры эмоций.
– Именно! Но с одним условием.
Холл изобразила шутливое презрение.
– Да по какому праву вы, жалкий капитанишка, смеете ставить какие-то условия мне – «золотому перу» Америки!
– По праву любви – став серьёзным, сказал
Уже давно погасло пламя костра, а Ховьер и Лилиан продолжали тихо разговаривать. У них обоих было такое чувство, что они должны немедленно многое рассказать друг другу. Ховьер крепко прижимал к себе жену и ласково шептал ей на ушко, как она важна для него, и как он ей бесконечно благодарен за то, что она всегда рядом. Ховьер и Лилиан были в числе тех немногих, кто до сих пор отказался употреблять в пищу мясо мёртвых. Лилиан просто не могла перебороть себя, а Ховьер привык во всём поддерживать свою вторую половинку. Но мужчину всё больше охватывало беспокойство: с его драгоценной Лили творилось что-то неладное. Она всё чаще жаловалась на головную боль, бледнела, худела не по дням, а по часам, и скоро совсем стала похожа на тоненькую девочку-подростка. Сегодня утром прямо на глазах Ховьера Лилиан впервые упала в обморок. Теперь Ховьер уже не был твёрдо убеждён, что они должны по-прежнему изображать из себя ревностных католиков, добровольно готовых уморить себя голодом, лишь бы не изменить своим принципам. Но он не знал, как ему убедить в этом супругу. Такой шанс представился ему совершенно неожиданно, когда Лилиан вдруг заговорила про душевные перемены, которые она чувствует в себе.
– Этот опыт заставил меня тонко прочувствовать чудо жизни. Когда мы вернёмся, то должны обязательно проживать каждый день максимально счастливо.
– Мы и так счастливы. Разве не так?
– Это правда – Лилиан благодарно прижалась губами к заросшей густой жёсткой щетиной щеке мужа. – Но я решила, что для полноты счастья нам не хватает ещё одного ребёнка.
– Но как же ты родишь, если не будешь есть?!
– Ты прав, завтра я поем. А когда мы вернёмся домой, у нас появится ещё один маленький Ховьер; ты, наконец, бросишь свою фирму, где из тебя выжимают все соки, и откроешь собственное архитектурное бюро. Я буду тебе помогать по административной части, так как в организационных вопросах ты сущее дитя. Вот увидишь, мы заживём намного лучше, чем прежде. А для этого я обещаю перебороть себя и начать есть. Обещаю тебе – завтра.
Ночью Карлитос проснулся от странного шума. Казалось, будто откуда-то издалека к ним на большой скорости приближается скоростной поезд. До сих пор ничего подобного здесь в горах Карлитосу слышать не приходилось. Осторожно, стараясь не разбудить спящих товарищей, он пробрался к выходу и начал разбирать чемоданы. Странный скрежет и свист с каждой минутой становились всё громче. И тут Карлитос увидел, как с вершины горы прямо на них стремительно летит исполинская белая волна. Сделать уже было ничего нельзя. Огромная масса снега приближалась к убежищу со скоростью 30 метров в секунду. Карлитос только успел крикнуть:
– Лавина!
И тут же последовал мощнейший удар. Снежная волна ворвалась внутрь убежища, переворачивая и круша всё на своём пути. Всё было кончено за несколько секунд…
*
Индеец обнаружил себя зажатым между узкими стенками ледяной пропасти. В своей глубине расщелина, в которую провалился Чарруа, сильно сужалась. Он едва мог пошевелить плечами, так плотно его сжимали тиски стен. Словно в насмешку судьба вернула ему зрение, не подарив хотя бы из милосердия к приговорённому последнюю привилегию – полюбоваться напоследок на клочок синего неба над головой. Дело в том, что по мере нарастания своей глубины расщелина принимала изогнутую форму, так что и сверху над беспомощным человечком, угодившим в ледяную ловушку, тоже нависала стена из голубоватого льда. Биться, и звать на помощь в этой глуши было бесполезно.
Чарруа не помнил, как долго продолжалось его падение в расщелину. Да это было и не так уж важно. Как человек, не успевший по своему рождению и воспитанию далеко оторваться от природы, «Чёрный орёл» стал готовиться принять смерть достойно. Да и чего ему было бояться, если Чезе был уверен, что, совершив переход по всем правилам, скоро окажется в прекрасной зелёной стране в кругу своих предков. Если уж ему не удалось выбраться из мёртвых гор в этой жизни, он сделает это по ту сторону смерти. В сознании индейцев племени Чарруа между миром живых и миром мёртвых никогда не было особой пропасти. Для каждого из них смерть была чем-то вроде большого путешествия, к которому важно хорошо подготовиться.