Выживает сильнейший
Шрифт:
Вид у Санджера был действительно внушительный и серьезный. Гладко выбритые румяные щеки едва заметно обвисли. Широкий красноватый нос, в углу рта дымится сигарета. Стряхивая пепел в окно, адвокат небрежно гнал машину вперед.
Позади оставались служебные здания аэропорта, грузовые склады, ангары с частными самолетами, небольшие гостиницы для транзитных пассажиров.
– Я сейчас на Сенчури, – сообщила по телефону Петра. – Вы намного меня обогнали?
– Приближаемся к автостраде номер пять. Похоже, ему нужно на север. Да, север. Все,
Пару минут Санджер оставался в крайнем правом ряду, затем вырулил влево, выдерживая ровно шестьдесят миль в час.
С точки зрения Даниэла, условия для слежки были идеальными: ровный поток машин, никаких намеков на пробки с их непредсказуемыми последствиями, удобное прикрытие из трех несущихся впереди автомобилей. Кому бросится в глаза такси?
Миновав развязку Санта-Моника, Санджер свернул на одноименный бульвар и направился на восток. По довольно спокойной магистрали проехал мимо Сенчури-сити в сторону Беверли-Хиллз, сделал поворот на Беверли-драйв, устремившись через застроенный жилыми особняками район к северу.
Здесь преследование несколько усложнилось, и Даниэлу пришлось потрудиться, чтобы не высовываться из-за отделявших его от «олдсмобиля» Санджера «ягуара» и «мерседеса». Петра была где-то на полмили позади, задержавшись перед светофором в Санта-Монике.
«Олдсмобиль» пересек бульвар Сансет и въехал прямо в ворота отеля «Беверли-Хиллз», недавно обновленного на деньги какого-то нефтяного шейха, по слухам, самого богатого человека в мире. Несколько лет назад, во время Олимпиады, Даниэл бывал здесь, обеспечивая безопасность супруги одного из членов кабинета министров, проживавшей в отдельном бунгало. Отделка с господством розовых тонов показалась ему тогда отвратительной.
Такой же розовой она была и сейчас; став лишь еще крикливей. Израильское консульство не проводило в отеле никаких мероприятий, поскольку шейх слыл ярым антисемитом.
Розовое сияние. Санджер останавливался здесь и в свой предыдущий приезд, хотя Даниэл считал, что юристу, представляющему интересы компании с Восточного побережья, пристало жить в более тихом и спокойном месте.
Может быть, бросив в номере вещи, он отправится в Голливуд?
Отсутствие у Санджера галстука вроде бы подтверждало это предположение. Готов прямо с колес принять участие в неформальной вечеринке у Зины Ламберт?
Не сказав ни слова Майло, Даниэл еще до визита в школу с самого утра проехал по улочке, где жила Зина – в надежде увидеть, как эта странная женщина выходит из маленького белого домика, возможно, в сопровождении одного из своих гостей. Вдруг в открытой двери гаража удастся рассмотреть номер машины?
Но ему не повезло. И все же поездка оказалась не напрасной, стоило своими глазами взглянуть на то, что Майло назвал «условиями, затрудняющими наблюдение».
На вершине холма Шарави появился, сидя за рулем фургона, в котором лежала газонокосилка и прочий садовый инвентарь. Со своей темной кожей Даниэл легко сошел бы за мексиканца-садовника, то есть почти за невидимку.
Долгое время этим маскарадом пользоваться, конечно, нельзя, поскольку вместо газонов и клумб там чаще увидишь залитые бетоном
Задерживаться на улице Лириков он не стал и повернул назад, прикидывая в уме, когда и каким образом потребуется сюда вернуться. Размышляя об ограничениях, вытекающих из обещания хранить лояльность.
Оставив такси неподалеку от въезда во внутренний двор отеля, Даниэл подошел к воротам в ту минуту, когда носильщик открыл для Санджера дверцу машины и принялся доставать из багажника его вещи.
Адвокат поднялся по ступеням главного входа, не обратив внимания на вытянувшегося в струнку швейцара.
Привычка не замечать слуг.
Носильщик плелся следом.
Даниэл прошел мимо ворот и, когда на светофоре зажегся зеленый, пересек бульвар Сансет там, где от перекрестка лучами расходились Беверли, Крисчент и Кэнон-стрит. Его влекло к парку, однажды он привел туда детей полюбоваться фонтаном, струи которого падали в пруд, где плавали японские карпы, похожие на рыбок во дворе Делавэра. Сейчас, однако, фонтан не работал, цветочные клумбы были пусты.
До появления Петры Даниэл просидел на скамье.
Она вошла в вестибюль отеля.
Ладно сидевшая на ее фигуре униформа без крылышек и нарукавной эмблемы превратилась в строгий темно-синий костюм. Короткая стрижка, тонкие черты едва тронутого косметикой лица делали Петру Коннор неотличимой от тысяч других работающих в Беверли-Хиллз женщин, а дорогой плоский чемоданчик крокодиловой кожи говорил о том, что эта деловая женщина не имела причин жаловаться на свои доходы.
С независимым видом Петра направилась к стойке администратора. Вестибюль был полон народу – заселялась большая группа японских туристов. С озабоченным видом сновали служащие, вручая прибывшим ключи от номеров, подтаскивая к лифтам багаж. Петра встала в конец очереди, пропустив перед собой пожилого японца, рассчитывая, что в таком случае ею займется сидевший в кресле по ту сторону стойки молодой человек.
Так и получилось. На нее поднял вопрошающий взгляд привлекательный блондин, явно мечтавший о карьере киноактера и скрывавший свое разочарование за вежливой улыбкой. Петра посмотрела на стрелки часов.
– Я должна передать мистеру Гальтону пакет от компании «Де Янг энд Рубин». Он уже прибыл?
Пальцы блондина забегали по клавиатуре компьютера.
– Фрэнк Гальтон, – нетерпеливо повторила Петра. – Он позвонил нам еще из самолета, сообщил, что к этому времени уже будет в гостинице.
– Да. – Улыбка блондина сделалась более человечной. – Мистер Гальтон подъехал минут пятнадцать назад. Хотите, чтобы я позвонил ему?
Чуть напрягшись, Петра еще раз сверилась с циферблатом.
– Не стоит. По телефону он сказал, что пакет принесете ему вы.
Молодой человек с тоской посмотрел на тянувшуюся к его окошку длинную очередь.
Петра выразительно барабанила пальцами по гранитной плите стойки.
– О'кей, я сама это сделаю. В каком он номере?
– Триста четырнадцать. И спасибо вам. – Блондин отвел глаза в сторону.