Выживает сильнейший

Келлерман Джонатан

Чушь столетней давности – кто сейчас мог написать эту бессмыслицу?

В биографии автора на последней странице обложки я нашел имя: Артур Холдэйн, занимающийся «общественными науками» доктор философии.

Сотрудник института Лумиса в Нью-Йорке.

Этим информация исчерпывалась.

Суперобложка отсутствовала, значит, не было и фотографии автора.

Отвратительное чтиво.

Отвратительные времена.

Что нового удалось мне узнать?

Сердце ныло, в глазах ощущалась резь.

Что я сообщу Майло и Шарави?

Весть об устойчивом

спросе на псевдонаучную писанину?

Но какое отношение это будет иметь к убийству троих детей?

Хищник, крадущийся за стадом, выслеживающий свою жертву...

С дипломом и репутацией ученого?

Ну, раз отдельные человеческие существа не заслуживают права на жизнь...

Нет, он не убийца.

Он – всего лишь вольноопределяющийся биоэтик.

Глава 29

С меня было достаточно.

До «Науки наизнанку» я так и не добрался, поэтому прихватил ее с собой.

На ответчике ждало сообщение: домашний номер Майло и имя – доктор Ричард Силверман.

Рик жил с Майло уже долгие годы, однако разговаривать с ним мне приходилось нечасто. Он больше предпочитал слушать. Сдержанный, аккуратный, в отличной физической форме, со вкусом одетый, он являл собой разительный контраст по отношению к Майло; многие воспринимали их как весьма необычную пару. Я знал, что оба умны, полны тяги к действию, весьма самокритичны, глубоко страдают от своей сексуальной ориентации. Обоим пришлось потратить немало времени, прежде чем они смогли отыскать свою нишу – как независимые личности и в качестве пары. Работа обоих так или иначе была связана с кровью – будучи главным хирургом отделения интенсивной терапии госпиталя «Сидарс», Рик проводил в операционной многие часы. Оставаясь вместе, оба большей частью молчали.

– Спасибо за звонок, Алекс. Как дела?

– Отлично. У тебя?

– То же самое. Слушай, я хотел спросить про Хелену Дал. Ничего конфиденциального, а так просто. Что у нее там?

– В последнее время у меня от нее никаких вестей, Рик.

– Понятно.

– Какие-нибудь проблемы?

– Ну, – протянул он, – вчера она уволилась. Без всяких объяснений. Естественно – то, что произошло, любого может выбить из колеи.

– Да, испытание не из легких.

– Я раз встречался с Ноланом. Не через нее. Он пришел по поводу огнестрельного ранения. Про сестру не сказал ни слова, а мне было не до табличек с именами на груди. Потом кто-то просветил меня.

– А Хелены на дежурстве не было?

– Именно в ту ночь – нет.

– Что-нибудь странного в его поведении ты не заметил?

– Нет. Крупный молодой парень, уверенный в себе, как будто только сошел с рекламного плаката – именно такие призывают вступать в полицию. Я был поражен, что он ни разу так и не спросил про Хелену, хотя, с другой стороны, может, он знал, что ее в то время нет на дежурстве. Зато она, услышав о приходе брата, страшно удивилась. Но не хочу лезть в чужие дела. Увидишь ее – передай от меня привет.

– Непременно.

– И

Майло тоже. – Рик рассмеялся. – Ты встречаешься с ним чаще, чем я. Дело с ребятишками его совсем достало. Нет, он не болтает и не жалуется. Только начал говорить во сне.

Половина третьего. По DVLL так и не нашел ни единой зацепки. Робин после полудня куда-то подалась, и пустой дом казался слишком огромным для меня. Скучный день.

Мысли о Хелене и Нолане я отправил на задворки, но звонок Рика вновь заставил меня вернуться к ним.

Что послужило ей причиной для такого решительного, если не окончательного, разрыва?

Обнаруженные в гараже Нолана семейные фотографии? Воспоминания, пересилившие все остальное?

На работе Хелена была компетентным специалистом и сильной женщиной, но дома-то ее ждало одиночество.

Такое же, как и брата, в чем она не отдавала себе отчета.

Уход из жизни Нолана заставил ее задуматься, как закончит свои дни она сама? По какой еще нехоженой тропе пойдет?

Склонность к депрессии как фамильная черта. Не пропущено ли тут что-нибудь важное?

Я набрал ее домашний номер. Пока в трубке звучали гудки, мне лезло в голову самое мрачное.

Значит, Нолан приходил в отделение, ни разу не поинтересовавшись сестрой.

Даже в детстве у нас были разные интересы. Мы даже не дрались – он не замечал меня, я – его. Наверное, это не совсем нормально?

При относительно спокойном и ровном ритме жизни подобная дистанция имела шансы сойти за корректность. Но в случае серьезных потрясений она же могла привести к жесточайшему комплексу вины.

Родителей нет в живых, муж покинул и перебрался в Северную Каролину.

Каждодневная работа в госпитале, героические будни. И возвращение домой, к... Чему?

Отказал самый надежный двигатель?

Делать мне было совершенно нечего, и я решил доехать до ее дома.

Вполне может статься, что она будет валяться в халате на кушетке, поедая что-нибудь вкусненькое перед экраном телевизора, где в это время крутят «мыльную оперу». Или же поставит меня в дурацкое положение, придя в ярость от незваного гостя.

Ничего. Это я переживу.

У меня ушло три четверти часа на дорогу до противоположного конца Вэлли и еще десять минут, чтобы разыскать в Вудленд-Хиллз ее дом.

Он представлял собой небольшое желтое здание, лишенное признаков какого бы то ни было архитектурного стиля, стоявшее на широкой, залитой зноем улице, по обеим сторонам которой тянулись старые, с сочной листвой деревья. На ветвях сидели голуби, регулярно ронявшие на тротуар белесоватые сгустки. Даже на значительном удалении от главной автострады воздух был густым от выхлопных газов и запаха бензина.

Заросший сухой травой газон перед домом требовал стрижки. У крыльца разбросаны крупные, бесформенные кустики маргариток. Дверь гаража закрыта, «мустанга» нигде не видно. Почтовый ящик пуст. На звонок и последующий стук в дверь я не получил никакого ответа.