Выжившим

Мелемина Евгения

– Пойду выброшу, – сказал он, взял свою тарелку и пошел между столиков.

– Подожди! – крикнула Карла. – А я?..

Она не закончила и тихонько взвизгнула. Расхохоталась Минди, Макгейл присвистнул, а на другом конце зала кто-то привстал, чтобы лучше видеть, как Берт Моран пытается содрать с головы перевернутую тарелку, а кетчуп ползет по его лицу, смешанный со слюной и кусочками остывшей картошки.

– Томми! – почти простонала Карла.

– Митфорд! – рявкнул Моран, отплевываясь.

Выглядел он отвратительно – на щеках и губах красные

комочки, волосы слиплись, картофель повис на плечах и воротнике тенниски.

– Сюда иди!

Томми показалось, что рядом взорвался вулкан, и теперь на него с грохотом несется лавина камней. Моран лез к нему, опрокидывая столы и стулья, и был страшен, как обезумевшая горилла.

Томми повернулся и кинулся бежать. Ему под ноги попался пластиковый стаканчик и хрустнул, разбрызгивая остатки колы. На повороте Томми зацепился за ножку стула, и чуть не упал, но сумел схватиться за чье-то плечо и выскочить из столовой.

Спаси меня, боже, подумал он, выбегая в пустой еще коридор. Где-то вдали брезжил свет – свет в конце тоннеля, открытая дверь, но до нее было слишком далеко. Да и что делать потом? Переходить на домашнее обучение?

Боже ты мой, задыхался Томми, боже ты мой… зачем? Ну зачем…

В пустом коридоре стоял только один человек, и за него Томми и спрятался.

Выпрямился, пригладил волосы и сказал дрожащим голосом:

– Слушай… я забыл свою распечатку… у меня там роль. Не дашь посмотреть?

Хогарт держал распечатку в руках.

– У тебя все в порядке? – спросил он с интересом.

– Все отлично, – заверил Томми и заглянул за его плечо.

В метре от них стоял Берт Моран и вытирал кетчуп со лба.

Кит обернулся и посмотрел на Берта.

Сейчас Кит отойдет в сторону и скажет – он твой, подумал Томми и чуть не задохнулся от ужаса. Сейчас он отойдет в сторону, следом вывалит народ, и все они будут смотреть, как Моран ставит меня раком.

Из дверей столовой уже выглядывали любопытные, и доносился голос Карлы:

– Пропустите меня! Да пропустите же!

Или Моран скажет Хогарту: отойди и дай мне поплясать на костях этого говнюка…

Берт Моран тяжело дышал и все стирал с лица кетчуп.

– Как твоя нога? – спросил у него Кит.

– Нормально, – угрюмо ответил Моран. – Завтра уже буду на тренировке.

– Растяжение, верно?

– Ерунда.

– Хорошо.

Карла наконец-то продралась сквозь толпу.

Обеими руками она придерживала растрепавшиеся волосы.

– Томми! – с такой материнской пронзительностью выкрикнула она, что снова грянул хохот.

– Я на репетицию, Карла! – и Томми кинулся нагонять Хогарта.

Он почти вприпрыжку бежал рядом с ним, боясь обернуться. Сердце стучало отчаянно, волосы на лбу намокли.

Главное, чтобы Кит не отогнал его сейчас, хотя бы до лестницы на второй этаж – это уже будет отличная фора…

Но Кит его не прогнал. Вместе они поднялись на второй этаж, вместе зашли в зал, где уже суетились с декорациями – таскали туда-сюда картонные изображения колонн, разматывали

рулоны ткани и резали их, тут же скрепляя булавками. На рампе сидел Макс Айви и пытался ослепить лучом софита Анхелу Бакнер. Анхела злилась и закрывалась руками. Она учила роль – бродила туда-сюда и шевелила губами.

– Кит! – обрадовалась она. – Иди сюда. Айлин снимет мерку. А ты здесь зачем, Попугайчик?

– Я статуя.

– Тогда иди туда же, Айлин подберет тебе простыню… А почему ты один?

– Я с Хогартом…

– Я не об этом! Статуи должно быть две, а ты один!

– Я не могу раздвоиться…

Анхелу чуть не сбили с ног очередным рулоном, и она махнула на Томми рукой.

– Я здесь! – крикнула Айлин, подпрыгивая в нише, где развешены были белые ткани и алые накидки. – Сюда!

Она устроила в маленькой нише настоящую примерочную, отгородив один уголок пыльной шторой. Сама Айлин сидела за столом, полностью заваленным обрезками, лоскутами и какими-то чертежами.

– Раздевайтесь. Да не здесь! За шторой, а то мне здесь не развернуться… медведи.

Впервые Томми причислили к «медведям» – так девушки ласково называли футболистов, отличавшихся крепким сложением.

Ради этого стоило метнуть в Морана тарелку с картошкой.

Томми нырнул за штору, потоптался в нерешительности.

– Футболки! – крикнула Айлин.

Кит поднял руки, уцепился за ворот своей футболки и потянул ее. Томми повторил его движение, и они столкнулись локтями.

Томми первый выпутался из одежды, опустил руки и почувствовал прилив жара. Его организм позорно среагировал на полуобнаженное тело, на запах чужой кожи. До серьезных проблем дело не дошло, но Томми, как и все рыжие, моментально краснел, когда начинал смущаться, и ему пришлось отвернуться.

Кролик Пиппи как-то шутил на тему подростковой сексуальности – в пятнадцать лет встанет даже на застреленного енота, если тот разляжется пулевым отверстием кверху.

Томми про себя проклял прозорливого кролика. Тот, конечно, перебрал с метафорами, но в чем-то был прав.

– Все? – Айлин заглянула за штору. – Сначала Кит.

И Хогарт вышел к ней, мелькнув широкой загорелой спиной.

Томми остался стоять в углу, комкая в руках футболку. Его все никак не отпускало. Слишком интимным было это короткое уединение. Если бы Томми играл в футбольной команде, то наверняка привык бы к такому, да что там – в душ бы ходил вместе с толпой голых парней и легко шутил бы с ними о сиськах Минди, без опасения опозориться.

Но Томми ни в какие раздевалки вхож не был, а перед физкультурой, на которую постоянно опаздывал, переодевался последним.

– Попугайчик!

– Тут.

– Примерь-ка тряпочку…

Томми покрутил в руках ворох складок и ткани, кое-как нашел, куда просунуть голову, и оказался в чем-то, похожем на свадебное платье.

– Господи, – сказала Айлин, прикрывая рукой рот, чтобы не рассмеяться. – Что же это такое…

Томми вышел из-за шторки и развел руками, мол, что дала, то и надел…