Выжженная свобода
Шрифт:
Она согласится на любые условия, что выдвинет ей старый наемник в обмен на проход. Любые, если они не касаются Джея, пускай по глазам старика и видно, что ему чихать на мальца, так как за все это время, что они болтают, он взглянул на него лишь раз. Все его внимание, приковано только к Джессике. И даже если это, говорит о том, что он хочет сделать с ней что-то неприятное… Что ж, она готова и на это.
Плевать на гордость. Готова на все.
– Отдай мне катану Шейна и можешь валить, куда только пожелаешь.
На
Кроме этого.
Глава 8 – Отблески
В ушах гул. Кровь приливает к вискам, становится больно.
Джессика до крови прокусывает нижнюю губу, чтобы заглушить этот яростный шум, что мешает думать. Отдать катану. Отдать катану Шейна.
Ей кажется, что сейчас, выражение ее лица, нельзя назвать человеческим. Сгусток ненависти, отрицания, абсолютного непонимания – оттенки эмоций, что мелькают на ней, сменяются, смешиваются. Джейсон позади нее молчит, Лекс впереди нее – тоже. Только молчания эти, отличаются друг от друга.
Если Хрономия молчит потому, что не знает, что ему делать.
То Лександр потому, что знает, смысла что-то говорить – нет. Он лишь прикрывает свои глаза, понимая, что произойдет, когда буря эмоций Джессики спадет на нет, уступая место логичной решимости.
Он знает. И готов к этому. Но все же, едва успевает убрать голову обратно в будку, прежде чем Джессика, чуть ли не отсекает ее мечом.
– Вылезай, старый хрен, – не угроза, приказ, – сейчас я тебе отдам катану. Отдам, воткнув ее прямо в твою задницу.
Лекс хрипло хохочет. Правильнее всего, будет вызвать подмогу и прогнать этих двоих с территории, но разве Выравниватель упустит свой шанс повеселиться по-настоящему, а не просто просиживать тут целыми днями, стреляя всяким отбросам в лоб?
Поэтому он и вылезает, с усмешкой смотрит на то, как девица резким движением откидывает от себя странного парнишку, что попытался ее остановить, и вынимает скорострельные пистолеты. Если ученица Шейна, стоит хоть одного его пальца, то она должна отразить все его выстрелы одним только лезвием.
Масамунэ прекрасен, как и всегда, даже в руках этой девушки, он все еще грозное оружие. И это подтверждается, стоит только Джесс принять боевую стойку, выставив острие лезвия вперед и отставив левую ногу назад, чуть приседая на правую. Точная копия Шейна, ничего не сказать.
Значит, все же, чутье его не подвело. Сегодня будет интересно.
– Готова? – облизывается Лекс, вскидывая пистолеты.
Он не ждет от нее ответа, не ждет сигнала. Резкой перемены в ее взгляде достаточно, чтобы понять, что она готова уже давно. Наверное, уже тогда, когда лицо Лександра высунулось из кабины.
Пробный выстрел летит в молоко, Джессике даже не нужно отражать его оружием, достаточно просто отклонить голову влево, чтобы пуля не задела ее щеку.
– Стрелять разучился, хрыч? Или солнце тебе зенки слепит?
Даже эти подколы, не только стойка и надменный оскал, в придачу с возбужденным взглядом –
Нет… Волка.
Это осознание, настолько очевидное и лежащее на поверхности, что все эти годы умудрялось обходить его стороной, заставляет Лекса рассмеяться, затрястись и стрельнуть еще раз, по совершенно безумной траектории, не целясь.
Конечно, пуля вновь пролетает рядом с наемницей, но никак не по направлению в ее жизненно важные органы. Однако, старику плевать, смех настолько сильно хватает его за грудки, что Джессика сама приходит в замешательство и вместо того, чтобы ринуться к нему, выбитому из колеи, и пронзить его насквозь, она просто стоит, хмуро сощурившись и покрепче сжав в руках оружие.
– Умираешь, дед? – как-то без огонька поддевает она, – Или это стратегия у тебя такая?
Лександр смеется, солнце действительно слепит его, но промахивается он, вовсе не поэтому.
– У тебя есть свое лицо, Гончая? – хрипло выдавливает он, справляясь с нахлынувшим адреналином.
– Что, прости?
– Покажи мне свое лицо, – Лександр стреляет еще раз, теперь уже точно, но девушка легко отбивает пулю, как и ожидалось, – покажи мне его, а не шейновскую рожу. На нее я уже насмотрелся.
Он ожидает, что она придет в замешательство, что разразится непониманием или гневной триадой. Но этого не происходит. Оказывается, старика еще можно удивить.
Потому что он никак не ожидает, что она выпрямится из стойки Шейна и сухо скажет:
– Ясно.
Не ожидает, что она закроет свои глаза. Не ожидает, что когда она откроет их, из них исчезнет гнев, уступив место странной пустоте во взгляде. Она уже принимает другую стойку, незнакомую ему, невиданную. Меч заносится влево, как для удара битой, правая нога поднимается, прижимаясь к подтянутому животу, а левая, чуть сгибается в колене. Что-то совершенно странное, ненормальное, он точно не видел этого у Волка. Чье это учение?
– Хочешь увидеть, на что способна я? Правильно понимаю?
Даже этот голос, как механически сконструированный, ему не знаком.
Так это – настоящая Гончая? Вот что она открывает в себе, когда прячет сущность Шейна в глубину своего сознания?
– Тогда я покажу тебе, взамен на проход.
Давно старик не чувствовал такого азарта. Уже семь лет, если быть точным. Семь лет с тех пор, как Шейн помер.
– Договорились.
Выравниватель и до этого момента, не собирался щадить девочку, даже если она являлась дочерью его лучшего друга. Какая разница? Он бы и Шейна сам замочил, если бы ему представилась такая возможность, что уж тут до пощады его заносчивой девки?