Выжжено
Шрифт:
И теперь она задумала очередной проект. Она заметила, что этой весной многие вскопали часть своих декоративных садиков, чтоб посадить там овощи и салат. С этим наблюдением совпало сообщение в газете, что строительные и садовые рынки бойко торгуют садовым оборудованием, семенами и рассадой, строительными комплектами для теплиц.
Она поговорила с деревенскими владельцами садов и огородов о том, не смогут ли они продавать часть урожая магазину. При этом она узнала, что многие не очень-то справлялись с огородом. Салат пожирали улитки, морковь росла кривая,
Для этого ей, конечно, пришлось найти человека, который не только разбирался бы в выращивании овощей и фруктов, но умел бы и передать свои знания. Большинство крестьян, которых она знала, для этого не годились: все они были ворчунами, у которых не хватило бы терпения возиться с непутёвыми горожанами.
Она как раз заворачивала одной покупательнице – пожилой даме, которая приходила каждый день, но подкупала гомеопатические дозы – три морковки и салатный огурец, когда зазвонил телефон. Обычно в таких ситуациях она не подходила, и включался автоответчик, но поскольку сейчас она как раз ждала звонка от молодого агронома Тома Ханнена, которого ей порекомендовали и который писал статью об экологическом земледелии, она сказала покупательнице:
– Извините, я должна подойти.
Пожилая дама кивнула.
– Идите-идите. А я пока подумаю, не взять ли мне ещё и помидор.
Это был не Том Ханнен, это была Габи.
– Ты уже слышала?
– Что? – спросила Доротея.
– Значит, ты ещё не знаешь. У меня в магазине только что одна покупательница сказала, что «Fixkauf» в конце месяца закрывается!
– Не может быть, – сказала Доротея.
– Я позвонила в ратушу Дуффендорфа и спросила, и знаешь, что они мне сказали? Что «EuroCenti» тоже закрываются. С первого числа следующего месяца вся тамошняя торговая зона вымирает. – Она засмеялась. – Доро, мы их пережили!
– Боже мой, – пролепетала Доротея. Ей было не до смеха. Люди же сметут её будочку.
Не говоря уже о том, что во всей округе в радиусе тридцати километров больше не было ни одной бензоколонки.
С каждой неделей становилось легче. Ощущение чрезвычайной ситуации ослабевало, усталость проходила, и когда его дочка, скосив глаза, улыбалась ему, Маркус был счастливейшим человеком на свете.
Это чувство, правда, отступало, когда он приходил в кабинет. Чаще всего он просто сидел там, вновь и вновь просматривая те же чертежи, эскизы и расчёты, и счастливым его назвать было нельзя.
Это было безнадёжно. А ведь он составил план, настоящие проектные документы, как его учили в институте, со спецификациями, календарным графиком и технологическими картами. Раздобыть лошадь, плуг и борону и возделать поле. Места у них достаточно; соседский фермер покажет ему, что к чему. Потом посеять всё возможное: кукурузу, зерновые, овощи, подсолнечник и так далее, чтобы было чему забраживать. Оборудовать мастерскую. С этим следовало даже поспешить, потому что всё труднее становилось приобрести специальные инструменты,
Но до сих пор ничего из задуманного он не сделал. Ничего. В мастерскую он даже ни разу не зашёл!
Ясно, малышка. Но дело не в ней. Этой отговорки хватит ненадолго.
Нет, это было чувство, что он только зря потратит время с этим проектом. Он постоянно думал о том, что сказал ему старый Ванг. Как он всё просчитал с этим триллионом литров спирта в год. Абсолютно утопично. Ему бы следовало самому до этого додуматься.
И заманчиво было то, что начал Ванг. Воздействовать на будущее. Поймать великий шанс. И вертеть большое колесо. Это манило.
Но, с другой стороны, в нём глубоко сидело чувство, что это совсем не то. Начать вместе с Вангом подстёгивать мир – не будет ли это пресным повторением? Так уже было с Блоком. Это походило на искушение реанимировать прежнее чувство жизни, вернуть тот быстрый, щекочущий нервы, неистовый затяжной экстаз, то безумное, разоряющее до нитки существование без передышки…
Но так у него уже не получится. Он лишился наивности, необходимой для того, чтобы так жить. Он больше не верил в это, и обратного хода это превращение не имело.
И все-таки оно манило. Может, оно всегда будет его манить? Может, он должен обходиться с этим влечением, как излеченный алкоголик с алкоголем: осторожно, осознавая опасность, как бы снова не скатиться назад.
Он прибрался. Переложил всё по-другому. Переставил шкафы с папками. Вытер пыль. Привёл в порядок бумаги отца, собственные заметки, положил записные книжки Блока в ящик стола…
Блок. Он взял одну из его книжек, сел в кресло и раскрыл её наугад, полистал, пока снова не наткнулся на дневниковую запись:
«Я должен твёрдо зарубить себе на носу никогда не полагаться на то, что говорят эксперты. Спросить их – это непременно. Но потом перепроверить самому. Самому пересчитать. Для этого по большей части и аттестат зрелости не нужен. Самостоятельно думать – этого достаточно».
Хм-м. Маркус поднял глаза, уставился в пустоту. Он вспомнил свой разговор с Вангом. Как он там сказал? Три тысячи литров с одного гектара.
Он отложил в сторонку записи Блока, взял бумагу для заметок и карманный калькулятор. Гектар, сколько, бишь, это? Один квадратный километр – это сто гектаров. Значит, с одного квадратного километра можно получить 300 тысяч литров алкоголя.
Это звучало уже совсем по-другому.
Он считал дальше. Для получения триллиона литров потребуется…
Около 3,5 миллиона квадратных километров. Хм-м. Это было много. Это было приблизительно десять площадей Германии.
Он положил карандаш и принялся массировать глаза. Может, Таггард и был прав. Цивилизацию не спасёт и изобретение его отца.
Потом ему стала ясна его логическая ошибка.
Он вскочил, бросился в гостиную и стал обыскивать книжную стенку, высматривая какой-нибудь словарь, справочник или атлас, который содержал бы данные по странам и континентам.