Вызов
Шрифт:
Единый, и каким образом отцу всего за пару часов удалось так запугать весь персонал клиники? Как его лечить здесь дальше будут?
Натянув на себя халат, а на лицо маску безмятежного спокойствия, я дождалась, когда передо мной откроют двери папиной палаты, и, глубоко вдохнув, сделала шаг вперёд.
— Я неясно озвучил вам свои требования? — так знакомо звучащая фраза стрелой полетела мне в грудь, поразив где-то в районе солнечного сплетения.
Дышать стало бoльно и тяжело. Кресло-кровать, повторяющее форму папиного
удой, бледный, обритый наголо, утыканный датчиками, прикованный к ложу и похожий на какого-то киборга, он всё равно выглядел устрашающе-могущественным.
О, да! Это всё равно был прежний Йон Авьен.
Сталь в голосе, непреклонность в пепельно-серых глазах, и раздражение, скользящее в изгибе тонких губ и вертикальных складках на переносице…
— Папа… — прошептала я. — Ты вернулся…
– нни, девочка моя! Наконец-то, — с явным облегчением произнёс отец, и я бросилась к нему, впитывая взглядом каждую чёрточку и морщинку на его лице.
— Папoчка, ты говоришь, ты сердишься, ты улыбаешься! Чудо какое!
— Освободи мне руки! И дай мне свой исейнж. Как эта дрянь убирается? — Йон сердито кивнул на специальные прижимы, сковывающие его тело.
Во время введения наноботов ноги, руки и корпус отца жёстко фиксировали, а поскольку, придя в себя, отец начал запугивать врачей, отстегнуть его, чтобы дать свободу, никто не решился.
— Я не знаю, как убираются фиксаторы. Я не медик и ничего не смыслю в медицинской аппаратуре, — этим подробным объяснением я старалась отвлечь и успокоить разгневанного отца.
— Так позови кого-то из этих идиотов-врачей и пусть они меня освободят! — потребовал он.
Я вздохнула, стараясь держать себя в руках:
— Папа, ты вообще понимаешь, где находишься?
— В мясной лавке! — гаркнул отец, да так, что я вздрогнула. — Где меня разлoжили на разделочной доске и собираются выпотрошить, как глупого гуся! Ничего, я сейчас позвоню в меддепартамент и разберусь с этой шарашкой за считанные секунды.
— Прекрати! — холодно отчеканила я. — Эта шарашка — единственное место, куда такого безнадёжного пациента, как ты, согласились принять, а идиоты-врачи, которых ты собрался лишить лицензии, тебя практически из мёртвых воскресили, тогда как в других клиниках все единогласно твердили, что тебя нужно отключить от аппаратов жизнеобеспечения!
Отец озадаченно затих, глядя мне в глаза, и я с едва заметным сарказмом поинтересовалась:
— А теперь скажи мне, ты всё ещё хочешь спилить сук, на котором сидишь? Будем закрывать клинику, или, может, позволим врачам поднять тебя на ноги?
— Зачем меня приковали к этому креслу?
— Это не кресло. Это операционное кибернетическое оборудование. На тебе прикреплены десятки датчиков, капельницы и катетеры для ввода наноботов. Ты очнулся после очередного этапа операции. Ты что,
— Нет.
Папа прикрыл глаза и устало уронил:
— Последнее, что я помню — это как мой блейкап упал на землю. Ладно… позови кого-то из врачей. Пусть меня освободят. Мне надо позвонить.
Единый, я не думала, что разговаривать с ним будет так трудно!
— И кому ты собрался звонить?
— Я не трону твоих костоправов, можешь не волноваться. Это по делу.
И вот тут я не выдержала:
— Ты себя в зеркале видел? — вытаскивая из-за спины зеркало и поднося его к лицу родителя, полюбопытствовала у него.
Папа замер, потрясённо пялясь на своё жуткое отражение.
— Тебя еле откачали! Тебе сейчас противопоказаны любые стрессы, волнения и нагрузки. Мы c Лиамом больше декрайда за твою жизнь боролись! А ты хочешь свести на нет все наши усилия? Ты хоть знаешь, во сколько нам обходится один день содержания тебя в этой клинике?
— Больше декрайда? — кажется, услышав из всего мною сказанного только это, просипел отец. — Я валялся в отключке больше декрайда?!
Ну, наконец-то! Дошло! Добро пожаловать в реальный мир, тин Авьен!
— Ты был парализован и находился в коме. Никто не хотел браться за твоё лечение. Нам с Лиамом все советовали прекратить твои мучения и согласиться на эвтаназию. Этот центр — единственный, который не только решился испытать на тебе своё экспериментальное оборудование, но и обещал положительный результат. Результат налицо! Ты в здравом уме, говоришь, двигаешься и уже пытаешься всеми командовать.
— Я не чувствую своих ног, — внезапно сообщил отец, и у меня нехорошо кольнуло под лопаткой.
— Это временно, — не подавая вида, что обеспокоена, заявила я. — У тебя позвоночник был сломан в нескольких местах. Два дня назад ты и пальцами пошевелить не мог.
Папа хмуро уставился в одну точку, а затем перевёл на меня взгляд и уже почти спокойно спросил:
— Как быстро меня обещают поставить на ноги?
Это уже был другой разговор, и я облегчённо выдохнула:
— Если не станешь мешать врачам делать их работу, то через мун ты будешь бегать.
Я улыбнулась и, накрыв папину ладонь своей, наклонилась, чтобы поцеловать родителя во впалую щеку.
— Не хочешь сказать, что рад меня видеть?
Тонкие губы Йона вьена тронула улыбка, и от уголков глаз лучиками поползли морщинки.
— Привет, детка. Прости. Конечно, рад.
— Я могу позвать врачей и рассчитывать на то, что ты будешь себя хорошо вести?
— Да, — делая мне одолжение, буркнул отец. — И принеси мне мой исейнж.
— Папа, без проблем, если бы твой исейнж не разбился вместе с блэйкапом. Я, конечно, могу купить тебе новый, вот только твою старую карту по моей просьбе никто не восстановит.