Вызов
Шрифт:
Лагерь Фроат увидел почти сразу. У подножия горы вытянулся неровный квадрат, внутри которого виднелись невысокие серые сооружения, очевидно уцелевшие бараки. По углам квадрата дхар разглядел бревенчатые вышки охраны. Ни в лагере, ни около него не было ни души.
Фроат вспомнил рассказы про местные привидения и усмехнулся. Лагерь ничем его не заинтересовал, и дхар собрался было, немного передохнув, направиться к перевалу, но тут слух уловил отдаленный собачий лай.
Фроат замер. Где-то далеко, как раз там, где стояли серые бараки, лаяла собака. Дхар подумал,
Фроат решил не рисковать. Его непривычный вид мог вызвать неприятности, и дхар, сняв рюкзак и присев на траву, закрыл глаза, пытаясь вновь ощутить себя человеком. Вскоре он почувствовал холод и, открыв глаза, убедился, что пора надевать сапоги. От Истинного Лика не осталось и следа, только на руке краснела ссадина. Где и за что он успел зацепиться, Фроат так и не вспомнил. Одевшись, он достал из рюкзака револьвер в самодельной полотняной кобуре и прикрепил его под мышкой. Теперь можно было идти дальше.
До лагеря было не меньше трех километров. Фрол шел не спеша, прикидывая, что может быть за покосившейся серой оградой. Едва ли там могли оставаться люди. Скорее, там можно встретить стаю одичавших собак, и тут оставалось надеяться только на револьвер.
Дорога стала заметно лучше. Когда-то, много лет назад, ее сделали на совесть, и прошедшие десятилетия не смогли окончательно ее уничтожить. Где-то за километр от распахнутых лагерных ворот Фрол увидел поваленный щит, на котором была надпись, но ни от букв, ни от фона теперь не осталось и следа. Впрочем, о чем могла сообщать надпись на щите, догадаться было нетрудно. Лай стих, однако время от времени со стороны лагеря слышались какие-то звуки, и Фрол уже несколько раз подумывал, не достать ли ему револьвер для пущей надежности.
Шагах в трехстах от ворот что-то остановило дхара. Он поглядел вперед: у ворот и вдоль порядком развалившегося забора никого не было. Но что-то по-прежнему не пускало дальше, и Фрол внимательно осмотрелся. Справа – все пусто и голо, но слева он заметил ровный ряд деревьев, явно посаженных человеческой рукой. Приглядевшись внимательнее, Фрол понял, что задержало его.
За деревьями было кладбище. Сквозь зеленые ветви просматривался долгий ряд могил, над которыми стояли простые деревянные памятники с когда-то покрашенными, а теперь совершенно облезшими пятиконечными звездами. От погоста веяло страшным холодом. Фрол тут же вспомнил катакомбы под Столицей, но пересилил себя и, осторожно поглядывая по сторонам, направился прямо к ровной линии выросших за эти годы елей.
Это было действительно кладбище. Могилы успели просесть, деревянные памятники покосились, некоторые рухнули, но сомнений не было: прямо за деревьями находились могилы со звездами. Ни одной надписи не уцелело, но Фрол понял, что здесь были похоронены бойцы охраны. Один из памятников оказался выше прочих, звезда была жестяная, вся проржавевшая, но табличка, сделанная из литого чугуна, сохранилась неплохо.
Могил под деревянными звездами было много. Фрол понял, что слухи о поразившей лагерь эпидемии оказались похожими на истину. Под жестяной звездой был похоронен один Евдокимов, и дхар решил, что покойный майор был, судя по всему, начальником лагеря. Дхара немного удивило, что он видит только могилы охранников, но, пройдя немного дальше, все понял. Сразу же за кладбищем находилось большое поле, покрытое курганами братских могил. Некоторые из них были уже раскопаны, очевидно медведями или росомахами, и в траве желтели полуразвалившиеся кости. Здесь навсегда остались заключенные штрафного лагеря.
Чувство холода стало почти физически ощутимым, и Фрол поспешил вернуться на Дорогу, ведущую к воротам. Теперь сомнений не оставалось: все, от начальника до последнего зэка, действительно погибли много лет назад и были похоронены на этом кладбище. Значит, если и был кто-нибудь за оградой, он не имел к давно брошенному лагерю никакого отношения.
У ворот было тихо. Дхар прислушался. Еще метров за сто от ворот он слышал доносившиеся из лагеря звуки, голоса, несколько раз начинала лаять собака, теперь же, когда он оказался рядом, все стихло. Это молчание понравилось Фролу еще меньше, чем слышанный им шум. Он достал револьвер и заглянул за ворота.
То, что было когда-то лагерем, поросло высокой травой, какими-то желто-белыми цветами на высоких стеблях; кое-где выросли молодые деревья и густой кустарник. Бараки, выглядевшие издалека почти целыми, вблизи казались совершенно разрушенными. Почти у всех давно рухнула крыша, между бревенчатых стен вымахали высокие деревья. Вышки охраны покосились и держались каким-то чудом. Над мертвым лагерем стояла тишина, и Фрол готов был поклясться, что к этому страшному месту много лет никто не приходил.
Вздохнув, Фроат спрятал совершенно ненужный револьвер и шагнул за ворота, сразу же утонув по колено в высокой траве. Он прошелся вперед, поглядывая по сторонам, но ничего примечательного не заметил. Плац, когда-то аккуратно ухоженный, зарос особенно буйно, и, если бы не рухнувшие остатки того, что когда-то было трибуной, Фрол бы не понял, что перед ним. Сразу же за плацем стояли несколько небольших домиков, сохранившихся немного лучше. Очевидно, здесь были когда-то служебные помещения и жила охрана. Туда Фрол не пошел и уже собирался повернуть назад, как вдруг где-то совсем рядом залаяла собака.
Дхар дернулся, выхватил револьвер и оглянулся. Высокая трава стояла ровно, не шелохнувшись, вокруг по-прежнему – ни души, но собака все лаяла, пока чей-то грубый голос не приказал: «Тихо, Алмаз!» – и лай стих.
Вдруг Фрол почувствовал вокруг себя какой-то шелест, тихий шепот, как будто его окружили десятки невидимок. Кожей ощущая чьи-то взгляды, он вновь обернулся, но все оставалось по-прежнему, только в разрыве туч блеснуло солнце, и капельки недавнего дождя на траве засверкали тысячами отблесков.