Вызов

Антонин Гайя

Оно говорило на моем языке. Оно показывало мне те образы, которые я могла понять. Я видела древний меч с длинным символом-руной у рукояти. Я видела Скорбь - сидящую спиной ко мне женщину, сгорбленную, словно под тяжестью невыносимой ноши. Потом, будто карикатурный рисунок - фигурка в венце и фигурка в тряпье. Я видела Опору - протянутую упавшей руку. Я видела сплетенные корнями деревья, целый хоровод безликих бумажных фигур, сломавшихся под страшным ветром. Это была Буря. Я видела карикатурных псов и вампов, завертевшихся в этой Буре.

Потом раздался выстрел...

все словно бы исчезло, и хотя ни звука не издало Оно во время этого кино (кроме выстрела), мне показалось, что утихли ветер, звон колоколов... Я увидела в зеркале Фигуру - в темном, капюшоне, маске. Фигура стала Зеркалом - и я увидела напротив него, словно бы в стороне и гораздо выше другую, почти такую же Фигуру, но облачена она была в светлое. Хотя лиц их не было видно, я знала, что то - мужчина и женщина, причем они ничем не связаны, но у них есть общее.

– Гайя, загадай!
– жарко шепнула мне Ева, опять наваливаясь на мои плечи.
– Уходить пора!

Не зная, что загадать, я попросила Бездну дать мне немного отсрочки. Чем все закончилась, не помню. Меня выкинуло из сознания.

Очнулась я уже в машине Евы. О боже, как этот мир прозаичен и сер! Я со стоном поднялась и села на заднем сиденье.

– Как самочувствие?
– весело спросила Ева.

Немного болела голова, не было сил и сушило, о чем я и сообщила.

– Так все отлично! Как тебе?
– голос ведьмы клокотал от бурного восторга. Похоже, в отличие от меня, она набралась энергии под завязку.

Я вкратце поведала о том, как пообщалась с Бездной. Это не было приятно, страх терзал меня до сих пор, словно мои темные щупальца сами тянулись к ее щупальцам. Невыносимо яркие цвета как лезвия разрезали память. А если бы подошла и коснулась?.. Мне бы руку отрезало?

Ева выслушала, помолчала.

– Ты восприняла это так, как было в твоих силах. Простыми образами, карикатурно и плоскостно. Все же ты смертная. Я вижу там совсем другое.

– Что Бездна пыталась мне сказать?

– Бездна?

– Ну да, я так ее называю. А ты как это видишь?

– Как клубок. С нитями.

Я не поняла этой аллегории, но продолжила:

– Так что она хотела донести до меня?

– Ты же просила просто погадать. Вот она тебе с насмешкой карикатуры и нарисовала. Теперь думай о том, что все это значит, Гайя, сама.

– Замечательно, она смеется надо мной. Она к кому-то бывает добра?

– Она не добра и не зла. Она справедлива. Если бы ты не испугалась и попросила большего, она дала бы тебе это.

Я призадумалась в досаде. Ну вот, оказывается, я струхнула в самый потрясающий момент своей жизни. Дура, дура!.. До чего же обидно и досадно было, не могу передать словами! До самого дома Ингемара я корила себя, продолжила это неблагодарное занятие и позднее, когда Ева уложила меня спать, напоив еще каким-то снадобьем.

В последующие три дня я не отходила от Евы, читая ее многочисленные кодексы и рукописные книги. Кое-какие слова сама пыталась

понять, кое-что Ева озвучивала для меня.

– Я латынь-то так и не осилила толком, - сказала она мне, - да и не стремилась никогда, куда мне, - королева Киева скромно потупилась. Кокетничает.
– Все больше мать меня учила, она вообще неграмотная была. После ее смерти я нашла тут, в Киеве, человека, который познакомил меня с некоторыми ритуалами, взятыми у средневековых магов и эзотериков, у древнегреческих философов и североамериканских шаманов... Я сумела переиначить их для себя и своей славянской природы. Так я начала жить. И живу до сих пор. У меня талант - все, что бы я ни придумала, работает. Я могу просто движением руки изменить расположение нитей вокруг так, как мне нужно.

– Может, ты просто хорошо чувствуешь этот... Клубок, потому и угадываешь необходимые действия?

– Может и так, - Ева на свет посмотрела на свое вязание, поморщилась. Сейчас она вязала серый шарф - для меня.

Еще ведьма отдала мне тот круглый предмет, что совала в руку на горе перед лицом Бездны. Это был крупный каштан, обкатанный в скорлупе до коричневой шершавой корочки. Мы в детстве так делали, шлифуя колючки об асфальт.

– Вот, твой талисман, - со смешком сказала Ева, - ты же попросила отсрочку - так таскайся теперь с ним.

Я была не против. Главное - не потерять драгоценную вещицу.

Мне звонил Северус. Они с Маной были в Харькове, втроем с Леонардо (ребенком Маны и мастером Харькова) побывали у матери Севиного сына, Лины, увидели и новорожденного. Голос у Севы был глухим, ничего не выражал. Я побоялась расспрашивать его, Мане звонить не хотелось. Единственное, что сказал хорошего Сева - его зеленоглазый мастер вручил Лине такую сумму денег, что у бедняжки случилась истерика. Нет, истерика - плохо, просто, как пояснила девушка, с иканием глотая капли, которые ей принесла перепуганная соседка по съемной комнате, Лина уже почти поставила крест на себе и ребенке. В комнатушке, где ее приютила сердобольная студентка-подружка, гуляли сквозняки; мать Лины, живущая с каким-то мужиком, наотрез отказалась помогать, мол, это был твой выбор и твоя жизнь. Лина это тоже понимала (дура!), поэтому требовать что-либо у Севы или его семьи не хотела. Мана велел Лео заняться поиском подходящего жилья для Лины, а тем временем ее с ребенком забрать к себе. К родителям Сева еще не ходил, поэтому, наверное, переживал - а ну как Лора вообще взбеленится, узнав о залетном внуке?

– А назвали-то как?
– спрашиваю я главное.

– Лина решила назвать Валерием - в честь нашего отца...

Ну и славно, может, Лариса не так в штыки воспримет наличие почти невестки и внука...

Месячные закончились к 23-ему февраля. Как оказалось, вовремя, потому что Ким устраивал вечеринку. И по какому поводу, я узнала лишь за пару часов до самой вечеринки.

– Так это...
– сказала мне по телефону Саша.
– У Маны же 20-ого день рождения был, а они с твоим братом были в Харькове.