Взаперти
Шрифт:
– Что ещё? – подошёл к нему Карл.
– За мной, похоже, следят.
– Не может быть! – всплеснул тот руками. – Ты похитил ребёнка у тех, кто его похитил, и удивлён?
– Хватит умничать.
– Я и не пытался. Это ж не я решил стать отцом в 78 лет!
– Они могут её пытать. Отрезать ей палец, например, и прислать кому надо.
– А тебе-то что?
– Ты шутишь, что ли? – Хорхе отошёл от окна.
– Я тебе так скажу: если они тебя выследили, то всё!
– Ты мне поможешь?
– Нет, старик,
– Мне нужен Расти! – сказал Хорхе и направился к телефону.
– Ну уж не-е-т, – протянул Карл. – Расти я тебе не отдам!
– Это ещё почему?
– Я знаю, что ты задумал, и участвовать в этом не буду!
– Позвони ему сейчас же! – Хорхе протянул другу трубку. – Напомнить вам, идиотам, сколько раз я вас спасал?
Карл только вздохнул:
– Эх, бедный Расти…
– За ним есть должок.
14
Поезд
Полянский позвал меня в тамбур. Вид у него был не очень, я слышал, как он задыхался, когда говорил:
– Давайте так, Берроу, я не знаю почему, но вы единственный, кому я могу доверять. Среди нас убийца, да что там – настоящий маньяк. Сколько погибло вчера, сколько умрёт завтра, сколько ещё мы будем ехать в этом проклятом поезде, я не знаю.
Он откашлялся и продолжил:
– Мне кажется, сюда пускают какой-то газ.
– Газ? – принюхался я.
– Да, вы не чувствуете?
– Нет, по мне, так просто здесь нечем дышать.
Полянский разразился сухим кашлем и согнулся, держась за поручень.
– Вам тоже нехорошо? – спросил я.
Он вдохнул поглубже, почесал нос, на глазах проступили слёзы.
– Нет, всё в порядке.
– Я хотел узнать, что с Хосефой?
– С Хосефой, – вытер он покрасневшее от сильного кашля лицо, – а то же, что и со всеми, она умирает.
– Со всеми?
– Вы ещё не поняли, Берроу? Сначала Салливан, потом мистер Бенсон, теперь Хосефа. Мы все умрём, если не выберемся отсюда.
– Так, значит, девушку отравили?
– Да, похоже на то. Какая-то химия, ей нужно срочно в больницу. И знаете ещё что. – Он подошёл поближе и шепнул мне на ухо, будто в тамбуре было кому нас услышать: – Знаете ещё что, Берроу, мне кажется, я знаю эту девчонку. Я где-то её уже видел, но не могу вспомнить где. Она будто вот здесь, – он постучал пальцем по виску, – здесь, в мозгу, понимаете?
Я понимал.
– Я помню её лицо, – продолжал Полянский, – мне кажется, я даже помню её голос, но никак не могу понять, кто она…
– Яхве воздаст, – вдруг вырвалось у меня.
– Что?
– Я когда в первый раз её увидел, сразу эту фразу вспомнил.
Мы посмотрели друг на друга.
Доктор задумался.
– Нет. Первый раз слышу. Значит, вы тоже её уже встречали?
– Не уверен, что встречал, я только где-то слышал её имя.
За дверью
– Мы проехали Нью-Дем, не так ли? – посмотрел он на меня.
– Скорее всего. – Я не отрывал взгляда от окон.
– И куда мы свернули?
– А чёрт его разберёт.
– Вы знаете, Берроу, до меня ведь только что дошло, – снова закашлялся доктор, – что я совершенно не помню, зачем мне туда…
– В Нью-Дем?
Он кивнул.
– А вы помните? – спросил он меня, посмотрев с какой-то надеждой.
Его до того уверенный взгляд стал каким-то по-детски наивным, он будто спрашивал решения задачи, которого не знал сам. Что это? Желание выведать обо мне побольше, хитрая игра или мы и вправду на равных?
Я смотрел на его растерянный взгляд, на измученное кашлем лицо, лишённое всякой надежды, и понял, что уже совершенно неважно, куда мы едем и для чего. Что если и была у каждого из нас своя тайна, то в ней уже не было смысла.
– Помню, – ответил я и показал на часы, – я помню, зачем мне в Нью-Дем.
– И старик тоже помнит, – сказал Полянский, всматриваясь в тёмный туман. – Он бежит от закона, у него хотят забрать ребёнка. Это хороший повод, для этого можно в Нью-Дем. Но зачем туда мне?
Я не знал, блефует ли доктор, но на психа он был не похож, как и на потерявшего память. С другой стороны, кем он был на самом деле, я тоже не знал.
– А кто вы, вы помните? – спросил я.
Полянский посмотрел на меня с горькой усмешкой, как смотрят на тех, от кого не ждали удара, будто я заставил его расплатиться за его же недавнюю откровенность.
– Помню, – сухо сказал он.
– Всё ещё доктор?
– И он тоже.
Странный он был, этот Полянский, не помнить того, что было два дня назад, даже стресс не мог так отшибить память. Я попытался вернуть себя в тот день, в день до моего отъезда. По правде сказать, у меня это не очень-то хорошо получалось, мысли путались, мотивы терялись. Я помнил, как выбежал из дома, как сел в машину и мчался по трассе, но не помнил, где спал и останавливался ли вообще.
Я вспомнил запах вечера и полыни, придорожной полыни, я остановился и пошёл вдоль дороги… А потом?
Ах да, по пути у меня сломалась машина, и меня подвёз какой-то мужик на высоком, как дом, траке, в кабине, пропахшей освежителем воздуха и китайской лапшой. Он ещё травил анекдоты, над которыми я не смеялся. Да, я хорошо это помню. Я думал лишь о том, как добраться до вокзала и как успеть взять билет на этот проклятый поезд. Успел. Меня преследовали из-за этих часов, я не вернул их тогда кому надо и теперь поплатился за это.