Взгляд с обочины 1. Митрим

Spielbrecher. Aksioma

– Да ну погоди! Стой же!
– велел Нинкветинко, пытаясь нацепить сиденье поверх войлока так, чтобы ничего не сбилось.

Сулиндо поймал морду обратно, и Талья уже было стала смирно, но снова шарахнулась в сторону, когда ей стукнуло по боку металлической подставкой для ноги.

Нинкветинко что-то прошипел сквозь зубы, шагая за ней следом.

– Как лошадь посланника это терпела?

– Привыкла, наверное, - пожал плечами Сулиндо, успокаивая Талью.
– Отцепи пока всё, что болтается. Или закинь все ремни наверх, на сиденье.

Следующие

полчаса ушли на то, чтобы сначала поводить лошадь с непривычной конструкцией на спине, давая привыкнуть, потом затянуть ремни и дать пробежаться трусцой на корде. Потом Нинкветинко снова проверил ремни. В первый раз под них едва проходили два пальца, но теперь ремни почему-то чуть ли не болтались. Он затянул ещё немного, после чего Сулиндо позвал его подержать морду и пошёл проверять сам. Хмыкнул, ткнул Талью кулаком в бок и затянул ещё на одну дырочку, когда она сдула живот.

Обиженная Талья попыталась пожевать Нинкветинко воротник.

– Нельзя! Веди себя хорошо, дам яблоко.

– Давай я подержу, - оттеснил его вернувшийся Сулиндо.
– Не знаю, как ей понравится, если ты на одну подставку наступишь, забираясь в сиденье. Неудобно же.

– И поэтому проверяем на мне. Хорошо…

Сулиндо рассмеялся:

– Поэтому держу я.

И Нинкветинко пошел проверять. Подошел слева, держась за переднюю часть сиденья, левую ногу вставил в петлю и запрыгнул.

Талья пошла влево, недовольно фыркнув, когда её туда потянули, и Нинкветинко чуть не потерял равновесие от неожиданности. Но толчка хватило, чтобы сесть на место и поймать равновесие уже там.

– Ну постой ты хоть две минуты!

Сулиндо опять её успокоил. Тихо говорил что-то, прислонился лбом ко лбу.

Когда Нинкветинко сел ровно, Талья наконец поняла, что происходит: на ней всадник, сейчас можно будет побегать. Её не стали разочаровывать. А то запомнит, что с этим сиденьем куча возни и никакой пользы, и в следующий раз ещё больше дурить будет.

Через полчаса или чуть больше, когда они вернулись, возле левады их уже ждал Сулиндо с морковкой для Тальи и вопросами для Нинкветинко.

Тот охотно поделился, что сиденье не сильно, но всё-таки ограничивает движения, колени приходится сжимать сильней, чтобы лошадь заметила. Но держаться было действительно легче, особенно помогали подставки для ног. С ними, кажется, вообще учиться езде не надо.

А Талья слишком радовалась возможности побегать, хотя бы и с непонятной штукой между спиной и всадником, чтобы возмущаться. Сулиндо, придирчиво осматривавший её спину, нахмурился. Под лопатками виднелись небольшие следы, как будто надавило сиденьем, и Сулиндо, достав из кормушки пучок соломы, начал с силой растирать лошадиную спину.

Они обсудили немного, как бы получше подогнать конструкцию, и через полчаса Нинкветинко вернулся снова, с листами плотной бумаги, двумя отрезками мягкой медной проволоки и яблоком. Пока он угощал Талью, Сулиндо положил проволоку ей поперёк спины и аккуратно согнул по холке, потом вторую, ниже, для заднего края сиденья. Полученные дуги осторожно, чтобы не помять,

перенесли на бумагу, надели на спину лошади уже их, угольком помечая, где надо сделать потуже, а где, наоборот, расширить еще, и Нинкветинко ушёл переделывать сиденье по точным меркам, опасаясь не успеть до утра, когда лорд, чего доброго, опять решит куда-то ехать.

Опасения не оправдались. Ни завтра, ни послезавтра целители не позволили Куруфинвэ никуда ехать, призвав на помощь его старших братьев, после того как отчаялись взывать к его благоразумию. Это помогло, и следующие несколько дней он покладисто занимался чертежами и расчётами у себя в шатре, а когда поехал всё-таки в очередной раз на место стройки, то не стал возражать против седла.

***

Всё более-менее устоялось. В первые недели отец приезжал несколько раз, проверить, а потом перестал, отвлёкшись на стройку и попросив только сообщать новости. Рингвайрэ занимался лагерем, дозорами и прочим, а Тьелпэ – добычей камня, и всё шло лучше, чем он ожидал. Особенно к концу лета, когда старшие мастера окончательно перестали ходить с докладами и вопросами к Рингвайрэ и стали ходить к нему. И перестали удивляться между собой, что лорд Тьелперинкваро, оказывается, вежливый, спокойный и помнит по именам даже многих из тех, кто ему не представлялся.

После стольких лет подслушивания он про половину из них помнил, что они предпочитают на завтрак.

Вот подслушивать стало неожиданно сложно. Ему и в лагере не всегда уже удавалось просачиваться незамеченным, как в детстве, но на каменоломне это не получалось вообще. Последнее время его замечали сразу.

Это было неудобно, хотя и лестно.

Только Рингвайрэ отношение менять не собирался. Он и раньше знал, что мальчик тихий и вежливый. А бывший верный Феанаро ценил в эльдар несколько другие качества.

Хорошо хоть не лез.

Так что когда он пришёл как раз перед тем, как они собирались открывать третий участок в дополнение к двум уже начатым, Тьелпэ немного удивился. Поднял голову от стола.

Рингвайрэ кивнул:

– Я слышал, ты собираешься разрабатывать четвёртый участок.

– Да. Через несколько дней можно начать.

– Я был там вчера. Там выход меньше, чем, например, восьмой. И склон неудобный. В гору тащить потом придётся.

Тьелпэ отложил линейку, прижимая карту ладонью. Ведь решили уже, кто чем занимается. Чего он опять начинает? Ему обидно, что с вопросами по добыче теперь ходят не к нему? Сколько можно считать меня малолетним дураком?

– Я там тоже был.
– Сухо.
– И решения по карьерам принимаю я.

– Ты. Но это не значит, что нужно игнорировать советы старших.

– Я не игнорирую. Оба эти участка мы смотрели ещё с отцом. И пришли к выводу, что восьмой - наименее перспективный.

– Восьмой участок смотрел ты или Куруфинвэ?
– Рингвайрэ явно собирался продолжать разговор до победы. И даже не слишком скрывал раздражение.

– Лорд Куруфинвэ, - хмуро поправил Тьелпэ. – А смотрел я.

Мастер если и смутился, то ненадолго.