Взгляд с обочины 3. Аглон
Шрифт:
– А если ты решил уехать, то скажи об этом до того, как я пойду завтра к отцу. Я не особенно предвкушаю этот разговор.
– Да ничего я не решил, - отмахнулся Тинто.
– Слушай, как они его туда впихнули?
– Кого? – хмуро спросил Тьелпэ, думая о другом. Вот зачем было планировать такой разговор с отцом, рисковать ссорой вообще, если Тинто всё равно собирается уехать? Потому что его, видите ли, эдайн недостаточно ценят. И Тьелкормо недостаточно вежлив.
– Ну этот камешек вот… - Тинто поднял голову, не дождавшись ответа: - Ты-то на что обижен?
–
– Не хочешь с ним говорить - не говори, - теперь обиделся Тинто.
Тьелпэ наградил его взглядом, который когда-то приберегал для особенно глупых ошибок в мастерской, повторённых лишний десяток раз. Но повторять одно и то же ему надоело, и он решил просто игнорировать те реплики, на которые уже отвечал, и вернуть разговор в конструктивное русло. Тинто то ли слишком увлёкся своим камешком, то ли устал отнекиваться, но всё-таки пересказал, как увидел Кетиля по осанвэ и узнал уже в лицо на учениях. Тьелпэ довольно кивнул.
– Ясно. Нужно про это рассказать кому-нибудь поболтливее.
– Зачем? – поразился Тинто.
– Они и так боятся нашей “магии”. Пусть боятся с пользой.
Тинто моргнул.
– Ты хочешь, чтобы они думали, что мы всех так можем увидеть?
– Что так можешь ты. Если ты остаёшься.
– Чтобы они меня не только ненавидели, но и боялись?
Тьелпэ фыркнул, поражённый образом нахохленного Тинто, грозы небрежных счетоводов, но потом задумался. С одной стороны, настроения Тинто действительно понимает лучше. Но сейчас-то он просто разобижен на всех… Нужен ещё один знаток чужих настроений, чтобы сверять. Но пока имелся только один, и Тьелпэ спросил его с любопытством:
– А тебя ненавидят?
– Ну, Кетиль-то уж точно, – тяжко вздохнул Тинто.
– И все те, кого я заставил платить.
– А меня?
– Тебя? Тебя нет. Тебя-то за что?
Тьелпэ пожал плечами:
– Ты заставляешь платить, я заставляю работать. Но ты хотя бы тактичный.
– Тинто на это снова тяжко вздохнул, и он глубокомысленно добавил: - А больше всех тогда должны ненавидеть торговцев. Они всех заставляют платить.
Головы Тинто не поднял, но всё-таки фыркнул, методично проверяя, не удастся ли вытащить камешек хоть через какую-то щель в погремушке.
– А что это у тебя? – спросил Тьелпэ, устав наблюдать со стороны.
– Не знаю, у тебя на столе стояло.
Тьелпэ оглядел стол с таким интересом, как будто впервые задумался, что у него там стоит. Или живёт. Тинто отставил так и не сдавшуюся погремушку и откинулся на спинку стула.
– Ну ладно, он признался вообще. Кетиль этот.
Они обсудили это признание, обменялись впечатлениями от разговоров с Тьелкормо, но, не договорившись ни до чего нового, вернулись к человеческой погремушке. Обоим не давало покоя, как люди засунули туда этот камешек, и остаток вечера они пытались найти в игрушке скрытые замки или разгадать секретную трудоёмкую технику. Вращивать камешек в дерево? Или растить деревянную клетку вокруг него, сгибая
Попутно Тьелпэ думал – не вслух, о том, что надо и в самом деле проверить, что там думают о Тинто эдайн и жители города. На всякий случай. Попросить ту же Калайнис или Глаэрет, чтобы придумали, как собрать эти сведения, а потом показать Тинто успокоительный отчёт. Если он окажется успокоительным.
***
Перо бежало по обёрточной бумаге, роняя чёрные лужи проталин и ажурные тени от лысого кустарника на склонах. Чернильные линии набухали, расползаясь по рыхлой желтоватой бумаге, как проталины по снегу на холмах.
Холмы были те же, куда Тьелпэ переместил городской рынок и для которых в последние дни спешно проектировал с другими строителями дороги, склады и прочее, но на рисунке близилась весна и часть построек уже росла на расчищенных площадках.
После первой неудачной попытки Тьелпэ не говорил пока с отцом – ни о Тинто, ни о делах. Отец занимался эдайн и учениями, а Тьелпэ обдумывал новую попытку, стараясь на этот раз предусмотреть все острые углы и по возможности сгладить их заранее.
Может, всё же стоило рассказать Тинто об этих соображениях. Глядишь, меньше бы переживал.
Но Тьелпэ слишком не хотел вслух сознаваться, насколько сложно бывает договориться с отцом.
Он отнял перо от листа, рассеянно оглядывая стол, пока не уткнулся взглядом в посеребрённый букет из перьев и мха в высокой колбе. Коснулся посеребрённых ворсинок обычными. Жаль, что отец редко заходит в мастерскую. Раньше ему работа всегда поднимала настроение – даже просто намёк на неё, какой-нибудь камешек лепидокрокита или ещё что-то ерундовое, но красивое, и слышно, что под скучной серой коркой прячутся яркие алые хлопья в чистом кварце, как осенние листья во льду.
Как в тот раз, когда поймали обоз эдайн, торговцев, пытавшихся пройти с Ард-Гален на юг, не заплатив пошлины. Отец до того пошлинами не интересовался, но эта новость застала его почти одновременно с новостью о провале разведки в окрестностях Тангородрима, и обоз едва не погнали от ворот взашей, несмотря на орочий отряд на горизонте.
“Раньше думать надо было! – бушевал Куруфинвэ. – Эти недоумки решили, что заплатят только третьему дому и доедут аж до Таргелиона! Можно подумать, восточней Аглона их третий дом охранять будет!”
Тьелпэ покивал тогда, намекнул, что лучше взять с обоза хоть часть пошлины товаром, раз уж денег у них нет, чем дарить этот товар оркам или третьему дому – этого уже хватило, чтобы отец задумался.
“Кстати, они сказали, что Макалаурэ пропускает бесплатно при виде орков и раненых.”
“Макалаурэ? – сощурился Куруфинвэ. – Он там совсем допелся?”
“Об этом они ничего не говорили.”
“Ты поумничай тут мне!” – но после этого отец злился уже не на экономных эдайн, а на соседей и брата, и проблема решилась. Почему бы ей не решиться и в этот раз? Только вместо третьего дома и Макалаурэ использовать Тьелкормо. На братьев отец и так часто злится – но они хотя бы могут ответить. В отличие от Тинто.