Взгляд во вне. 13-й аспект понимания
Шрифт:
Сами акты выражения того или иного состояния могут быть не теми, например, состояния «вертикальное» и «горизонтальное» могут не иметь никакого значения, так как падать можно и вперед, а если убрать ориентиры, то при падении можно и не ощущать падения или перемещения как такового вообще.
Соотношение членов предложения по различным их основаниям слишком велико, так почему мы воспринимаем их как «буквы» и как «понятия»? Что привело нас к такому акту их употребления? Почему, даже если нам дадут ответы, мы не удовлетворимся ими?
Дело
Другой пример, который мы еще затронем в аспекте «Наука о конкретном», касается трансформации смысловой составляющей одного понятия «сидеть», в другое понятие «смотреть».
Реакция на такую подмену в матричной форме акта восприятия будет равняться умозаключению абсурдности такого рода определениями. Это связано с объяснением того, что функционал ягодиц заключается в сидении, а функционал глаз в смотрении. Для этого не требуется особых доказательств по причине абсолютной «очевидности» того, что это так и есть на самом деле. Факт того, что мы называем объяснением и определением, как сказано выше, структурирован по принципу привычности воспринимаемого именно определенным образом и не может восприниматься никак иначе. Это попросту привычно, а значит, стабильно, не опасно, положительно и т. п., согласно градации факторов акта восприятия. Непривычность вызывает тревогу и порождает то, что мы называем сомнением. Сомнение в своей сущности есть не что иное, как реакция на нечто, которое может быть ложно по определнным причинам. Причин таковых тысячи, однако они, как и остальные матричные формы рефлексии, характеризуются соотнесением того, что есть (опытная составляющая), и того, что предлагается в виде новой информационной посылки.
В нашем примере следует отметить, что смотреть, например, сидя, мы в состоянии, однако при реализации все того же смотрения, например, стоя, реализация смотрения не прерывается, но прекращается возможность реализации сидения. И наоборот, например, в темноте мы в состоянии реализовать без труда состояние «сидеть», однако состояние «видеть» в данном случае полностью элиминируется. То есть при изменении условий, в нашем примере положения тела и наличия темноты, данные состояния теряют свое существование. При этом определение «сидения» и «смотрения» сохраняется вне зависимости от того, когда и при каких условиях данная функция себя проявит. Следовательно, определения данных понятий сохраняются в виде образов в нашем опыте только лишь на основании общественного консенсуса по отношению к форме выражения понятий, а не самих состояний, определяемых как «смотрение» или «сидение». В конце концов, следует признать тот факт, что матричная форма восприятия и описания сводится к поиску таких состояний, которые восприняты нами в опыте общественного консенсуса.
С этой точки зрения никакой разницы между определением сидения и смотрения нет, так как нет никаких оснований говорить, что знаковая составляющая одного понятия больше или отлична от знаковой составляющей другого, так как знаковая составляющая каждого понятия с необходимостью есть
В связи с этим говорить и утверждать, что земля круглая, а не квадратная, преждевременно в соответствии с четким осознанием понятия неопределенности.
Неопределённость сама по себе определена и очерчена довольно четко, однако, как мы уже выяснили, четкость и определенность могут таковыми и не быть. Приведем следующий пример для тех, кто не согласен с такого рода выводами.
Диалог экзаменатора и студента:
Экзаменатор: итак, расскажите нам, что такое мораль.
Студент: мораль – это совокупность норм поведения людей в обществе.
Экзаменатор: так, правильно, продолжайте.
Студент: мораль – это соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест…
Экзаменатор: что за бред, какой огурец!?
Вопрос: почему в данном случае получились две диаметрально противоположные реакции со стороны экзаменатора на один и тот же поставленный вопрос? Каковы мотивы отрицания и одобрения того, что было сказано студентом, со стороны экзаменатора?
В первом ответе совокупность норм поведения соответствовала ожиданиям и привычности восприятия посылки, выраженной в виде вопроса со стороны экзаменатора. Во втором варианте несвойственность употребления контекста приводит к реакции отрицания воспринятого в качестве посыла на ответ, исходящий некогда от экзаменатора.
То есть опытная составляющая экзаменатора не в состоянии воспринять то, что ожидалось услышать.
Информационная матричность по отношению к «ожидаемому» результату сводится к получению достоверного знания.
В результате появляется соответствующая негативная реакция на нечто новое, с одной стороны, и нечто ложное – с другой. Как уже было упомянуто ранее, ожидание ответа на вопрос характеризуется и сопровождается несколькими составляющими:
первое – это нечто, которое находится в рамках «понимаемости», грубо говоря, важна знаковая, языковая, внешне форменно привычная и единственно воспринимаемая компонента, выраженная в нашем случае в предложении, состоящем из комбинации букв;
второе – общественная компонента, впитанная экзаменатором в ходе своего социального развития, в том числе психического, что дает ему право воспринимать только ту информацию, которая, по его мнению и мнению общества составляет, корректность посыла: вопрос = ответ;
третье – корректность или некорректность ответа или итога зависит от «частоты употребляемости» и постановки социальных ориентиров, направленных и воспринимаемых нами как благо (общественное признание, самооценка, повышение денежного довольствия, полезность результата в практическом плане и т. п.);
четвертое – именно полезность (в нашем понимании), а не сам ответ, как информационная составляющая, интересует экзаменатора, его целевые установки направлены либо на принятие, либо на отрицание принятие такого рода ответа;