Взлет (О Герое Советского Союза М М Расковой)
Шрифт:
Однажды в разгар занятий по штурманскому делу, на которых Марина проверяла точность работы штурманов, в комнату вошла комиссар Елисеева, едва сдерживая радостную улыбку.
– Товарищ майор, разрешите сделать объявление?
Раскова удивленно посмотрела на всегда выдержанную и строгую Лину Яковлевну.
– Конечно, товарищ комиссар.
– Товарищи, - Елисеева вздохнула глубоко, словно долго сдерживала дыхание, - фашисты, наступавшие на Москву, разбиты. Сейчас было сообщение Совинформбюро. Немецкие войска, бросая технику, бегут от Москвы, освобождено несколько городов и много населенных пунктов. Это большая радость, которую мы так долго ждали.
Комиссар волновалась,
– Эта победа обязывает нас еще лучше учиться, чтобы скорее влиться в действующую армию, - продолжала Елисеева. - Каждую минуту занятий мы обязаны проводить с пользой, чтобы все экзамены сдать успешно. Это наша главная задача сейчас.
Раскова смотрела на притихших девушек. Юные, почти детские лица стали строже и тверже. Словно только что пережитая радость укрепила их волю.
– Необходимо по всем группам объявить о победе под Москвой и выпустить боевые листки, - сказала Раскова. - Дайте указание политрукам эскадрилий в полках.
– Указания уже даны, товарищ командир, - ответила Елисеева. - Кроме того, на днях проведем партийные и комсомольские собрания, чтобы поставить новые задачи перед всем коллективом.
В тот же вечер, возвращаясь к себе в комнату, Раскова увидела на стенах коридора красочно выполненные боевые листки каждой эскадрильи. Они словно соревновались друг с другом в ярких заголовках, в изображении алых флагов, пикирующих самолетов среди пухлых облаков. Здесь же были и сатирические стихи "местных" поэтов, и Раскова, покачивая головой, довольно улыбалась. Это хорошо, что девушек не оставляет чувство юмора, хотя в глубине души многие из них тоскуют по дому, по родным и близким. Почта приходила нерегулярно, писем подолгу не было, и Марина сама беспокоилась о дочери, о матери...
По всему Поволжью стояли жгучие морозы, бушевали вьюги и метели. Летать было трудно. Штурманы, тренировавшиеся на тяжелых ТБ-3, вылезали из самолетов, опушенные инеем, словно из снежного царства. Тяжелое меховое обмундирование мешало работе с приборами в воздухе, руки приходилось отогревать собственным дыханием, когда становилось невыносимо работать в шерстяных перчатках. Но каждый старался выполнить задание, не отстать от других - Марина видела это, встречая штурманов после посадки. Ей были понятны и их переживания, когда не все получалось как следует.
– Тяжело в учении, легко в бою, - успокаивала она девушек, едва передвигавших ноги от усталости и холода. - В следующий раз получится лучше и точнее. Надо помнить, что штурман должен всегда сохранять спокойствие и хладнокровие. От этого зависит очень многое в полете, даже настроение экипажа. И уверенность должен в себе воспитывать штурман, в своих расчетах, в определениях.
Группы следовали одна за другой, и Раскова почти все время проводила на аэродроме. Каждый раз, приходя туда, Марина любовалась новенькими "яками", присланными недавно для истребительного полка. Они стояли цепочкой, почти незаметные на белом снегу, лишь черные черточки пропеллеров строчкой выделялись на белизне стоянки.
Летчицы-истребители заканчивали тренировки в полетах на боевое применение. Были отработаны полеты строем, стрельбы по воздушным и наземным целям. Часто на аэродроме Раскова с волнением следила за воздушными "боями", которые вели ее девушки с летчиками-инструкторами.
В авиагруппу приехала назначенная командиром полка истребителей Тамара Казаринова, старшая сестра Милицы Казариновой - начальника штаба полка Расковой. Она была военным летчиком, окончила летное училище. Уже в 1937 году ее наградили орденом Ленина. Сестры были не очень
Полк Бершанской заканчивал ночные тренировки. Марина проверяла полеты экипажей - вот-вот полк должен был покинуть "родное гнездо" и вылететь на фронт.
Тренировки в бомбометании и маршрутных полетах проходили во всех полках хорошо, без происшествий. Марина чувствовала огромную радость, снимавшую и усталость, и тревоги, когда слышала от инструкторов похвалы своим летчикам.
Ночь на 10 марта была ясной и звездной. Но к утру потеплело, легкий туман поплыл от Волги, и видимость ухудшилась. В воздухе оставалось только два экипажа, остальные уже вернулись с бомбометания. Марина собралась уйти с аэродрома, чтобы отдохнуть хоть два часа перед дневными полетами, как вдруг дежурная телефонистка испуганно воскликнула:
– Товарищ майор, вас с полигона!
Раскова торопливо подошла к аппарату.
– Раскова слушает.
Дежурный по полигону сообщил, что два самолета, видимо, потеряв пространственное положение в ухудшившейся видимости, столкнулись над полигоном при бомбометании и оба рухнули на землю. Экипажи погибли...
Лицо ее оставалось спокойным. Только крепко сжатый рот и низко склоненная голова выдавали горе и смятение, охватившие ее.
– Надо ехать на полигон, - сказала она Бершанской. - Беда. Кто летел последними?
– Экипажи Малаховой и Тормосиной. Что случилось?
– Катастрофа.
...В просторном, светлом вестибюле Дома Красной Армии стояли четыре гроба с телами погибших летчиц. Напряженная тишина лишь изредка прерывалась тихими скорбными звуками оркестра. Молчаливыми рядами стояли летчики, штурманы, техники...
"Вот и первая смерть неожиданно пришла к нам", - думала Марина, всматриваясь в строгие лица девушек. На некоторых лицах блестели слезы, сдерживаемое всхлипывание слышалось где-то в дальнем ряду. Многие из них впервые видели так близко смерть, а ведь скоро она будет встречать их каждый день. Как подействует на девушек эта первая потеря? Как воспримут ее, не появится ли страх - этот враг всех летчиков, когда неизъяснимое чувство неуверенности и боязни вдруг заставляет дрожать руки, когда минуты полета кажутся неимоверно долгими и растерянность охватывает человека в самых простых ситуациях. Марина взглянула на лицо одной из погибших девушек - Нади Комогорцевой, штурмана из экипажа Лили Тормосиной, и вспомнила, как она выступала на сцене Дома Красной Армии две недели назад, когда личный состав полков давал праздничный концерт в День Красной Армии. Концерт готовили поздними вечерами, после полетов и занятий, и Марина удивлялась, откуда брались силы готовить танцы, разучивать новые песни, помногу раз репетировать номера. Во время концерта Раскова сидела в первом ряду вместе с Елисеевой и Мигуновой. Она помнит, как Надя, чуть смущаясь, негромко начала читать:
По деревне ехал царь с войны...
Марина с любопытством и интересом слушала, как читает сказку Горького маленькая девушка в белокурых кудряшках, легкой шапочкой покрывавших коротко остриженную голову. Голос был высокий и нежный, и Марина незаметно для себя, тихонько повторяла следом:
С той поры Любовь и Смерть, как сестры,
Ходят неразлучно до сего дня...
Потом она повернулась к Кате и прошептала:
– Подумать только, такая пташечка и такие стихи. Ребенок, право, ребенок. Но послушайте, как читает...