Взмах ножа (сборник)
Шрифт:
— Я Бетти Халука, — ответила Бетти. — А вы — помощник юриста, не так ли?
— Да, — ответил Кавеччи. — Вот уже восемь лет я работаю в отделе помощи неимущим. Похоже на смерть при жизни, не так ли? Все это время я занимался делами недвижимости. В суде, который разбирает споры между домовладельцами и квартиросъемщиками в Манхэттене, девять различных департаментов. Я знаю каждого из судей. Могу запросто зайти в Агентство по сохранению и развитию недвижимости и поговорить с любым клерком как со своим приятелем. Например, вам нужно узнать о нарушении правил домовладения, но вы хотите сохранить анонимность. Что ж, я могу это устроить. За десять долларов в рабочее время или за двадцать — вечером,
— А как по поводу уведомлений о выселении? — прервал его Джордж Ривера. Человек с болезненно развитым чувством собственного достоинства, он был оскорблен вызывающим поведением помощника юриста, его громким голосом и развязными манерами. — Вы что-нибудь можете сделать по поводу таких документов?
— Настоящее выселение? Это уже сложнее.
— Он говорит всего лишь об уведомлениях, — вставила Бетти.
— Понял. — Кавеччи повернулся к Ривере. — Эти уведомления имеют под собой правовую основу или нет?
— Скорее последнее, чем первое, — ответил Джордж.
— Что касается необоснованных уведомлений, — продолжал Кавеччи, — то мы должны прийти в Верховный суд и заявить: «Ваша честь, мой клиент понесет невозместимый ущерб, если вы немедленно не решите дело к его пользу». Тогда судья ответит: «Пошел вон из зала суда. Иди в суд по делам между домовладельцами и квартиросъемщиками, а то я подам на тебя рапорт в комитет по этике нью-йоркской ассоциации юристов за то, что ты идиот». Тогда мы отправляемся туда, куда нас послали, и, если вы организуете всех квартиросъемщиков, подберем документы так, что там будет необходимо появиться всего один раз. Это то, что касается необоснованных уведомлений. Если же уведомления имеют под собой правовую основу, то мы просто постараемся протянуть время. Жалобы владельцев каждый день выслушивают восемь судей, а таких жалоб тысячи! Вы что думаете, туда так просто войти и выйти? Я имею в виду, что в этом суде можно тянуть время до тех пор, пока у всех не лопнет терпение. Пройдет от десяти месяцев до года, прежде чем владелец получит право выгнать жильца из его квартиры.
— А что по поводу жалоб на владельца? — поинтересовался Данлеп. — Как много времени имеет в своем распоряжении владелец?
— Знаете, справедливость должна быть справедливой. Если вы тянете время в собственных интересах, то почему бы и владельцу не потянуть его тоже? Но не забывайте, в Манхэттене восемь судей занимаются жалобами домовладельцев и всего лишь один судья — жалобами квартиросъемщиков.
Бетти сидела на краю кровати, повернувшись к Мудроу спиной. На ней была надета серая футболка и белые, с красными полосками шорты для занятий в спортивном зале. Мудроу знал, она думает о своей тете Сильвии. Он смотрел не отрываясь на мускулистое тело Бетти, ее широкую спину и слегка сутулые плечи.
— Ты боишься смерти? — спросила вдруг она. Ее голос звучал более мягко, чем обычно, но в нем проскальзывало любопытство.
— Да нет, — быстро ответил Мудроу. — Наверное, трудно быть уверенным в чем-либо подобном, но я, скорее всего, больше боюсь, когда умирают другие люди.
— А ты когда-нибудь попадал в такие ситуации, когда мог умереть? — настаивала она. — Например, когда надо было кого-нибудь арестовать, а человек оказывался вооруженным?
— Пожар — самое худшее, что может случиться. С этим я не особо-то могу совладать. Когда надо войти в горящий дом и попытаться предостеречь людей. Не знаешь, что может случиться, а у тебя никакой поддержки.
— Тебе бывало страшно во время пожаров?
— Конечно! Но, пожалуй, самый страшный случай в моей жизни, пострашнее пожара, произошел,
Бетти обернулась и посмотрела в глаза своего друга.
— Ты думал, он столкнет тебя с крыши?
— Да. Он все время гонялся за мной, а я пытался увильнуть. Это случилось поздно ночью, и все происходило в тени более высокого здания, чем то, на крыше которого мы находились. И было очень темно. Тогда я еще служил в полиции, и на мне была зимняя форма: она сильно затрудняла мои движения.
— Ты думал…
— Я мог тогда думать только о том, как мне хочется пристрелить этого сукина сына. Но у придурка не было пистолета, и я не мог применить свое оружие. Что этот кретин хотел отправить меня на тот свет вроде бы не имело значения. Если бы я выстрелил в этого бешеного пса и потом заявил о самозащите, то мне необходимо было бы это доказывать на суде. Кроме того, меня вышвырнули бы из полиции независимо от решения суда.
— Ну и что ты сделал? — помолчав с минуту, спросила Бетти. Она повернулась к Мудроу, продолжая сидеть на кровати со скрещенными ногами. — Тебя, наверное, больше пугала мысль о том, что все это происходит на краю крыши?
— Ничего не сделал, — невинно ответил Мудроу. — У этого кретина внезапно начался приступ падучей. Он схватился за грудь, упал и начал биться, как рыба на песке. С ума сойти, правда? Потом выяснилось, он нашел три галлона скипидара в брошенном подвале и пил его почти неделю. Наверное, ему в голову ударило.
— Ты все это сочинил, Стенли? — Бетти за всю свою жизнь проанализировала сотни показаний полицейских и чуяла вранье, как собака чует лисицу. — Я же знаю, что все это выдумки!
— Да, — усмехнулся Мудроу, — на самом деле это произошло совсем не так. На самом деле я сразу пришиб сукина сына и подложил ему нож.
— Ты и сейчас врешь. — Бетти хотела дернуть его за ногу, но вместо этого у нее в руке оказалась простыня, которая прикрывала Мудроу. Какое-то время Бетти пристально смотрела на него, как всегда завороженная увиденным. На теле Стенли не было ни грамма лишнего жира, и Бетти казалось несправедливым, что кто-то достигает этой цели безо всяких хлопот. Бетти провела пальцем по бедру Стенли, а затем по кончикам пальцев ноги. — Мы займемся сегодня любовью? — спросила она наконец.
— Что-то я не особенно в настроении, — ответил Мудроу, — но, кажется, готов постараться.
Глава 18
Четвертое апреля
Токеру Пуди было тяжело приспосабливаться к новой обстановке. Он давно не чувствовал себя настолько не на своем месте. Наверное, с тех пор как мать вытащила его в десятилетнем возрасте из густонаселенных трущоб Лондона и высадила в перенаселенных трущобах Четвертой авеню Южного Бруклина. Район был испаноговорящий, и ровесники в лучшем случае воспринимали неправильный вариант неправильного английского.
Токер быстро обнаружил, что его диалект Восточного Лондона понимают здесь не лучше венгерского языка. Местные ребятишки из школы номер двести сорок два инстинктивно начали относиться к нему как к недоделанному. Он немедленно превратился в мишень для нападок. Они собирались группами и вместе пытались делать ему всякие гадости. Но, как выяснилось, Токер Пуди — закаленный человек, о чем свидетельствовали даже рубцы на теле. И Пуди начал приживаться. В качестве шага к примирению он выучил пуэрториканский вариант испанского и заработал таким образом прозвище Токер, то есть Разговорчивый. Настоящее его имя было Персиваль — Персиваль Пуди.