Взмах ножа (сборник)

Соломита Стивен

Здание идеально соответствовало его замыслу: шестиэтажный кирпичный многоквартирный дом недалеко от железнодорожного переезда. Мудроу поднялся наверх, чтобы осмотреться, и в конце коридора увидел дверь, на которой гвоздем было нацарапано 2Н. Стены разрисованы будущими художниками-графиками, пол грязный. Отличное место для неофициального допроса. Столкнувшись с местным полицейским, Мудроу показал ему значок, объяснив, что квартира 2Н будет ему нужна на несколько дней, после чего вышел на улицу и поехал домой.

Домой он вернулся, когда еще не было одиннадцати утра, спешить ему было некуда, времени для размышлений было

предостаточно. Он чувствовал, что ему надо — он просто обязан это сделать — позвонить Эпштейну и сказать: «Слушай, капитан, я нашел ублюдков, которые по частям разрушают наш город. Если завтра отрядить пятьдесят человек, часть „Красной армии“ мы возьмем на месте, остальные удерут в Ливию». И оттого, что он так и не позвонил, Мудроу мучился до конца дня: детектив и его совесть бесконечно меряли комнату шагами.

Леонора Хиггинс, взволнованная не меньше, находилась в пятидесяти метрах от дома Мудроу до самого вечера. Она собиралась позвонить своему начальству, прежде всего Джорджу Бредли, сообщить, что Мудроу близок к поимке преступников, и попросить подкрепления, что означало, что у «Красной армии» есть шанс скрыться, уйти от Мудроу, как бы тот ни был уверен в своих силах. Но она так и не смогла заставить себя разделить добычу, которая забрезжила на горизонте, так же, а может быть, в еще большей степени, чем Мудроу свою, и до самых сумерек просидела в машине, мечтая о ванне.

После захода солнца Мудроу стал готовиться к завтрашнему дню. Он вытащил из шкафа старую спортивную сумку, вынул пожелтевшие полотенца и эластичные бинты, пошел на кухню и бросил все на стул. Затем принялся выкладывать на стол снаряжение: восемь пар наручников, длинную цепь с замком, пару блестящих кастетов, дубинку и разобранный двенадцатизарядный пистолет — почти восемнадцати дюймов длиной с полудюжиной запасных обойм патронов 38-го калибра.

Затем он присел к столу, чтобы оценить свои возможности. Теперь он имел дело с реальностью, а не с фантазиями, и это был единственный шанс. Второго не будет. Он схватит Эффи Блум, если она придет одна, а Джордж Халукакис утверждал, что она всегда приходит одна, и заставит ее вывести на остальных. Но что, если она будет сопротивляться, и сопротивляться с той яростью, на какую способны отчаявшиеся террористы? Он вспомнил, как брали ей подобных в Филадельфии. У полиции были бомбы и вертолеты, сотни вооруженных людей; в пожаре, который возник, сгорел целый квартал. В таких обстоятельствах полицейские почти беспомощны. Эффи, конечно, расскажет ему все, но как проверить — вранье это или не вранье. В конце концов, Мудроу остановился на том, что в крайнем случае он вызовет подкрепление.

Приняв это решение, он вновь взялся за работу, положив на стол две гранаты — из тех, что инструкция применять запрещала. Очень трудной задачей было проникнуть в здание, где находятся террористы, незаметно. Вряд ли «Американская красная армия» держит свое оружие непосредственно в штаб-квартире, иначе их давно бы обнаружили. Вряд ли также, что у каждого окна у них вооруженный охранник, который ведет наблюдение круглые сутки — день за днем несколько месяцев подряд. Между прочим, Рональд Чедвик, у которого такая охрана была, считал себя в безопасности.

Мудроу швырнул на стол набор отмычек, огромную связку ключей, достал стеклорез и ломик. Сверху легла клейколента, пакет марлевых повязок, затем набор отверток, моток лески и мужской

галстук. Куча на столе росла и вместе с ней — шанс победить в схватке, которая предстояла завтра.

Перебегая из комнаты в комнату, чтобы собрать все необходимое, Стенли Мудроу взмок так, что ему пришлось снять рубашку. Он уже тяжело дышал, на плечах и спине вздулись стальные мускулы.

В два часа ночи он еще ходил по квартире, заложив руки в карманы и глядя в пол. А что, если они разбросаны по всему городу? Что, если у них разработан какой-то телефонный код, и если один звонок не прозвучит вовремя, то вся «Армия» придет в движение?

Перебирая в уме сценарии предстоящего дня, он ни разу не подумал о том, что они могут жить вместе, в одном доме, что их всего пятеро, что он войдет в их штаб, когда сочтет нужным, и потому возьмет сразу всех.

У «Красной армии» была одна сильная сторона: ее малочисленность и то, что ее солдаты — и генералы — ничем не отличались от самых обыкновенных людей. Музафер, когда представлял себе сцену ареста, полагал, что в такой операции будут задействованы все силы городской полиции. Он и вообразить не мог, что однажды в дверь его квартиры просто-напросто постучит один безумный детектив.

Ждать дольше пяти часов утра Мудроу никак не мог. Все его снаряжение было уложено и переложено, а сумка так набита, что едва закрывалась. Ему оставалось только одеться и двинуться в путь. Сначала он надел суспензорий с белой пластиковой чашечкой, затем кожаный протектор, защищавший область паха. Что ни говори, впереди была встреча с Джонни Катаносом. Хотя он знал о Музафере и понимал, что грек в этой армии всего лишь рядовой, Катанос в его «фантазиях» занимал главное место. Он хотел лично арестовать Катаноса и дубасить его, пока тот не катапультирует окончательно. Мудроу надел пуленепробиваемый жилет, старый и очень тяжелый, который при стрельбе, скорее всего, был бы бесполезным, если принять во внимание арсенал, которым располагает «Красная армия», но его солнечное сплетение и грудь от кулаков Катаноса будут защищены надежно.

Мудроу натянул черные брюки и свитер. Он чувствовал себя снеговиком. В движениях его ограничивал жилет, но он знал, что с греком ему наперегонки не бегать. Френки Бауманн, главарь банды, которого Мудроу допрашивал в Вермонте, был неразговорчив и зол — если Катанос произвел впечатление на Бауманна, значит, он может быть достаточно серьезным противником и для Мудроу. И это по-своему его вдохновляло: мысль о том, что ему удастся поймать Катаноса, отшибала всякий сон. Мудроу чувствовал себя боксером перед боем, он не боялся, но и не скрывал волнения. От волнения, видимо, даже веселясь. Он наверняка успокоится, когда все начнется, но, как известно, возбуждение так же необходимо спортсмену, как и недели упорных тренировок.

Он вышел из дома в половине шестого утра, переехал Бруклинский мост и направился к автостраде Бруклин — Куинс. Леонора Хиггинс, уверенная, что с часу на час ее ждет награда за тяжелый труд, следовала за ним неотступно. Машин было немного, и она могла позволить себе держаться от него подальше, не опасаясь, что Мудроу исчезнет из ее поля зрения. Но, когда она представила себе, что в последний миг потеряет его из виду, по спине пробежал холодок. Она по-прежнему держалась на расстоянии, но больше всего ее интересовал сегодня один вопрос: когда ей следует дать знать о себе?