Взорвать «Аврору»
Шрифт:
– Дед… – прошептал он еле слышно. – Видишь, как оно все… Спасибо тебе.
Устало отдуваясь, из недр своей гигантской кровати, до революции явно украшавшей спальню какой-нибудь купчихи, выбрался Мессинг. Запахнув халат, зевнул во весь рот. С наслаждением потягиваясь, он обернулся к кровати.
– Слушай, ну сегодня ты просто в ударе была… – пробормотал он. – Декамерон какой-то прямо. Тысяча и одна ночь… Нюхала опять небось?
Елена, лежавшая в постели, равнодушно пожала плечами.
– Ну и нюхала…
– А я люблю, когда ты нюхаешь, – рассеянно отозвался Мессинг. – Ты тогда такая… раскованная, словом. – Он снова крепко зевнул и потянулся. – О-о-ох, мать-перемать… Ну и денек сегодня будет, а.
Он подошел к платяному шкафу, открыл створку, сбросил халат и стал копаться в шкафу.
– Стасик, – негромко позвала Елена.
– М-м? – вопросительно промычал Мессинг.
– Мне твоя помощь нужна.
– Что, посадить кого? – засмеялся чекист. – Так ты еще за себя должок не отработала… институтка, дочь камергера. Что там с бывшим офицерьем, отслеживаешь?
– Отслеживаю. Пока Епишина веду, как ты приказал… Стас, я серьезно. Я подружку свою старую потеряла, а найти не могу.
Мессинг выглянул из-за створки шкафа.
– Что значит – потеряла? Когда?
– Давно, лет десять назад.
– А теперь вдруг вспомнила? – фыркнул Мессинг. – Трогательно.
Обнаженная Елена встала с постели, подошла к любовнику.
– Ну, Стасик… – она обняла его. – Тебе же это раз плюнуть. Ну, прикажи своим, они же ее за час раскопают.
– Ага. Раскопают и снова закопают… – он закрыл дверцу шкафа и теперь стоял перед обнаженной девушкой в полной форме ОГПУ. Брезгливо окинул Елену взглядом. – А зачем тебе эта подружка сдалась? Тоже небось… дочь врага Советской власти?
Елена молчала. Мессинг брезгливо усмехнулся.
– Что, боишься меня… Елена Оттовна?
Елена отвернулась, сделала шаг к постели.
– Стоять!!!
Она застыла, вся сжавшись, как от удара кнутом. Мессинг улыбался.
– Фамилия как? – спросил он будничным голосом.
– Фон Фиркс, Елена Оттовна, – устало, ровно заговорила Елена, – 1902 года рождения, из бывших дворян. Место рождения Санкт-Петербург, отец – Отто Карлович фон Фиркс, действительный статский советник, камергер, мать – Александра Владимировна фон Фиркс, урожденная Искрицкая, оба расстреляны в 1918 году…
– Да не твоя фамилия, дура, – добродушно сказал Мессинг. – Подружки твоей.
– А… – Елена вздохнула. – Скребцова Дарья Павловна, 1900 года рождения.
– Че-го?!!
Елена удивленно обернулась. Но Мессинг уже напустил на лицо равнодушное выражение.
– Скребцова Дарья Павловна… – начала повторять Елена.
– Да понял я, понял, – перебил он. – Ладно, наведу справки. – Он приблизился к девушке, осторожно положил ей ладонь на голую спину. – А где ты будешь юбилей Октября отмечать, а?
– Не знаю еще, – пожала она плечами.
Мессинг шагнул к выходу из комнаты, в дверях остановился и пристально взглянул
– Значит, никаких новых контактов с бывшими офицерами у тебя не было, я правильно понял?
– Ну я же сказала, – медленно отозвалась девушка.
Мессинг хмыкнул, послал ей воздушный поцелуй и вышел из комнаты.
Елена тяжело опустилась на постель, уронив голову в подушку…
Владимир рискнул тронуться с места, только когда убедился в том, что милиционеры убрались с кладбища. Скорбный, завывающий звук автомобильных моторов был слышен, наверное, на всем острове. Потом наступила тишина, прерываемая только шелестом ветвей деревьев.
Сабуров осторожно поднялся со скамьи, поклонился в последний раз могиле деда, на которой случайно (или нет?) оказался и двинулся вдоль кладбищенской стены. Куда теперь? Никаких мыслей по этому поводу у него не было. Ясно, что нужно было пробраться в центр, но как это сделать? Наверняка милицейское оцепление простоит на набережных до утра…
Звук, раздавшийся из-за покосившегося металлического креста, заставил Владимира вздрогнуть. «Засада!» Он мгновенно выхватил браунинг, но тут же понял, что тревога была ложной: на него смотрели бесконечно испуганные детские глаза.
– Ты откуда тут? – хриплым шепотом спросил Сабуров первое, что пришло в голову.
Беспризорнику, судя по всему, было лет пятнадцать, не больше. Он смотрел на Владимира с неприкрытым страхом.
– Не бойся, я не из милиции, – поспешно сказал Сабуров.
Паренек недоверчиво усмехнулся.
– Ага, а сам с пушкой ходишь…
Сабуров спрятал браунинг.
– Не знаешь, как выбраться отсюда в центр? – спросил он у беспризорника. – Они за мной охотятся…
Беспризорник хмыкнул.
– Ага, заливай больше… Я на Васильевском всех урок знаю.
– Кого? – удивился Владимир.
– Ты что, не блатной? – удивился в ответ беспризорник.
Сабуров вздохнул.
– Слушай, парень. Мне нужно в центр, так, чтобы не попасться милиции. Сможешь тихо вывести меня с кладбища в Гавань?
Беспризорник задумался.
– А что дашь?
– Советские деньги устроят?
Глаза беспризорника вспыхнули неподдельным интересом.
– Советские?! А ты что – несоветский?!..
Владимир молчал.
Беспризорник решительно поднялся с кучи опавших листьев и подтянул штаны.
– Пошли, – он повелительно мотнул головой куда-то в сторону.
Идти оказалось не так уж далеко. Где-то на западной окраине кладбища Владимир и его проводник перебрались через стену и сразу же оказались в лабиринте портовых складов. Ветер стал злее и резче, чувствовалась близость моря.
Примерно через десять минут ходьбы беспризорник остановился перед какой-то деревянной дверью и коротко, решительно постучал. После большой паузы дверь открылась. На пороге стоял коренастый кривоногий человечек, судя по всему, сильно заспанный и весьма недовольный жизнью.