Взорвать царя! Кромешник из будущего
Шрифт:
– Располагайся, держи ключ. На этом этаже люди отца Гермогена. Чужих здесь не бывает, но двери всегда держи на замке. Воровства у нас не бывает, все служки проверенные, но тебе регулярно придется работать с бумагами. Видеть их никто не должен.
– Понял.
– Молитвы, завтраки, обеды и ужины – по расписанию, как в монастыре. Думаю, для тебя это не внове.
Андрей кивнул.
– Подчиняешься отцу Гермогену, а с хозяйственными вопросами: жалованье, одежда, письменные принадлежности – да мало ли чего, – это ко мне. Я ключарь подворья,
– А меня – Андрей.
– Я знаю, – улыбнулся ключарь. – Можешь сходить в город – купить что надобно. Вот тебе деньги за три месяца, которые ты в монастыре пробыл. – Ключарь полез в калиту, достал монеты, вручил Андрею и ушел.
Андрей пересчитал монеты – выходило один рубль пятьдесят копеек. Не мало, но и не много. Но опять же – жилье и харчи бесплатные.
Андрей повертел в руках ключ – массивный, замысловатый, с заковыристой бородкой. Затем замкнул дверь и отправился в город – ему хотелось видеть новые лица. За три месяца в монастыре одни и те же лица приелись, тем более что и общения-то не было, только учебные бои да пробежки с тяжестями.
Через квартал от подворья кипел торг, и Андрей свернул туда: надо было купить новую рубашку и исподнее белье. Сменного белья не было, и приходилось стирать через день.
Он купил себе обновки, прошелся по торговым рядам, поспрашивал по старой купеческой привычке цены.
Изобилие в рядах поражало. Здесь было все, что только можно было возжелать: любые ткани и одежды, посуда керамическая и стеклянная, обувь на все времена года – туфли и сапоги, даже поршни из шкуры зайца, тапочки на восточный манер из войлока с загнутыми носами; изделия из кожи – ремни, безрукавки, тафьи.
А уж оружейные лавки и вовсе поражали воображение. Андрей поймал себя на мысли, что если бы сюда прислали современных милиционеров – ошалели бы просто: ножи обеденные, боевые, сабли, копья и рогатины, щиты, стрелы, луки, арбалеты и даже недавно появившееся огнестрельное оружие.
В овощных рядах глаза разбегались: от репы до яблок, на любой вкус.
Оглушали своими криками расхваливающие товар торговцы рыбой. Свежая, соленая, вяленая, копченая рыба всех сортов и видов – от местного карася до вяленой белорыбицы.
В отличие от торговцев рыбой златокузнецы, как называли тогда ювелиров, были степенные и молчаливые. К их товарам подходили покупатели столь же важные, дородные, с пухлыми кошельками.
В отдельных углах продавали скот – овец, коров, свиней. Рядом торговали лошадьми, сбруей, телегами. Имей только деньги – и купишь все, что твоей душеньке угодно. Толчея была изрядная. Кто-то пришел купить, некоторые – приглядеться. Были и воры, промышлявшие в тесноте и толкучке и срезавшие калиты с поясов.
По торгу ходили городские стражники, не дававшие вспыхивать спорам и дракам. Кого-то толкнули в толчее, другие подозревали, что их обвесили. Все как всегда, как сто лет назад.
Оглушенный людским говором, криками продавцов, блеянием, мычанием и ржанием живого товара, Андрей, слегка уставший, выбрался из
Новгород делился на пять концов – вроде современных районов: Плотницкий, Словенский, Неревский, Гончарный и Загородный. Концы разделялись на сотни, сотни – на улицы. Каждая улица или квартал была местом работы и жилья мастеровых одного направления – кузнецов или кожевенников, ткачей или гончаров. От каждой улицы избирался уважаемый человек – старшина, разрешавший цеховые споры, следивший за порядком и представлявший интересы выборщиков в Совете.
В отличие от Москвы, новгородцы вели себя более раскованно. Женщины могли ходить по улицам без сопровождения мужчин, владеть лавками, работать. Многие были грамотны. При встрече с боярином люди не кланялись в пояс, ломая шапки, – московского подобострастия здесь не было и в помине.
Андрей ходил по улицам до вечера, запоминая расположение, названия – в дальнейшем это могло пригодиться. И обустроены улицы были лучше московских: тротуары из досок, уложены на жерди; мостовые из камня или дубовых плах. После дождей не было непролазной грязи, в которой запросто можно было утопить сапоги.
И в дальнейшие дни, по мере того как Андрей узнавал город, он нравился ему все больше и больше.
Конечно, жесткий распорядок в монастыре и на подворье немного досаждал, даже раздражал. Но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Опоздал на завтрак – остался голодным.
Андрея сначала посадили переводить тексты писем. Тексты были ни о чем, неинтересные. Например, он переводил с немецкого – кто что купил да что и сколько на торгу стоит. Описывал явно какой-то бюргер из небольшого немецкого городка.
С текстом Андрей справился быстро. Он перевел три письма и отнес переводы отцу Гермогену. Тот бегло прочитал тексты переводов.
– Молодец, быстро справился. Даю тебе работу посложнее. – Он дал Андрею свиток со сломанной печатью.
– Мы это письмо перехватили. Гонец, который его вез, убит и, от кого и кому письмо, сказать уже не сможет. И письмена странные: наши толмачи три дня бились, но даже подступиться не смогли. Попробуй, проверь свои силы.
Андрей взял свиток, развернул пергамент. Вот ведь загадка! В свое время, учась в институте, он освоил только английский, а после переноса в средние века владел любым языком. Просто невероятное что-то!
Письмо было написано явно непростым человеком, похоже – писарем человека властного, богатого.
– Отец Гермоген, письмо на уйгурском.
Отец Гермоген, обычно не показывавший эмоций, удивился, брови его вскинулись.
– Погоди-ка, это татарское?
– Не совсем. Письмо писано от татарина к татарину, но человеком высокого звания. Только они, для секретности, держали при дворах уйгуров и всю переписку вели на этом языке.
– О том знаю, но встретился только в первый раз. Сочти!