Взорвать Манхэттен

Молчанов Андрей Алексеевич

Однако он вовремя совладал с собой и, когда машина проезжала мимо его дома, требовательно остановил ее, сэкономив, как уяснил Жуков, на такси. И само собою - на ужине, находчиво скрывшись в салоне казенного транспорта от официантов, чьи ищуще-растерянные взоры в царившей сутолоке Юра хорошо запомнил.

«Одни аферисты вокруг», - горестно вывел он для себя, когда автомобиль остановился у приемного покоя муниципального госпиталя Кони-Айленд.

Ларису, находящуюся в бесчувственном состоянии, унесли в холодно сияющие люминесцентными лампами просторы учреждения, а к Жукову мгновенно приклеился местный менеджер, принявшийся выяснять,

кем он приходится пострадавшей, где его документы и документы Ларисы? Юра остро почувствовал, что дело пахнет финансовой ответственностью за медицинские услуги, и он вполне может влипнуть в неясную историю, а потому поспешил заверить настырного служащего, что является попросту сердобольным свидетелем, а после, под предлогом отлучки в туалет, ретировался прочь, пешим порядком добравшись до близкого отсюда дома.

Стояла глубокая ночь, за окном мерно шумел неразличимый океан с мерцающими бортовыми огнями далеких судов, редко вскрикивали чайки.

Не утруждаясь раздумьями, Жуков завалился на широкий матрац и тут же заснул: впереди маячил напряженный трудовой день, и надо было набраться силенок.

Когда полумрак туманного рассвета заполнил комнату, едко скрипнула входная дверь, и приоткрывший сонные веки Юра различил перед собой знакомый силуэт супруги.

Поначалу Жукову показалось, что ему явилось привидение: Лора была боса и одета в застиранную ночную рубашку в мелкий цветочек. На ее голове возвышался марлевый тюрбан, формой напоминавший помятое ведро.

– Вставай, Жуков!
– весело изрек призрак.

Издав изумленное мычание, Юра приподнялся на локте.

– Как видишь, жива… - Призрак взял с туалетного столика сигареты и по комнате потянулся синеватый дымок.

– Ты откуда?
– пролепетал Юра.

– Сбежала, - беспечно пояснила Лора.
– Страховки нет, а в госпитале пристали: кто такая и давай свой социальный номер!
– хрен отвертишься. Ну, я изобразила беспамятство, а сама думаю: ведь насчитают столько, сколько весь их госпиталь стоит… Ну и сдернула. Платье, конечно, жаль, да и туфли…

– А диагноз какой?
– окончательно проснулся Жуков.

Пожевав задумчиво губами, Лора неверной рукой ощупала повязку. Шмыгнула плаксиво носом.

– Сотрясение мозга четвертой стадии.

– Во!
– сказал Жуков.

– Замерзла, давай кофе пить… - Лора зябко передернула плечами.

– Так ты так и шла? Босиком, в ночнухе?

– Ну… - степенно ответила Лора и хитро осклабилась.
– А чего?
– беспечно, по-обезьяньи развела руками.
– Здесь знаешь, сколько сумасшедших? Главное, иди своей дорогой и никого не трогай.

– Что здесь дурдом, это точно, - поскреб Юра затылок.
– Да!
– припомнил он.
– Ридикюль твой свистнули, представляешь? А там же деньги…

– Ага, хрен кто угадал! Я их сразу в трусы в туалете запрятала, мало ли что… - И Лора покровительственно рассмеялась. Затем с болезненным вздохом потрогала повязку на голове.
– Надо же, как все получилась… - промолвила сокрушенно.
– А этот грузин очень волновался, я помню…

– Конечно, бабки отдал, а тебе - каюк, разволнуешься!
– подтвердил Жуков.

– Ему уже горевать поздно, поезд ушел, - загадочно сообщила Лора.

– Ты мне когда мои бабки вернешь?!
– с напором вопросил Юра.
– Три тысячи получила? Давай сюда!

– Это на адвоката… - вполне серьезно объяснила Лариса.
– Это неприкосновенно.

– Какой

еще адвокат!
– Жуков подпрыгнул на матраце.
– Мне-то ты чего втираешь!

– В данном случае дело ведет адвокат, - мерно и убежденно произнесла супруга.
– С Вахтангом я шутить не буду. Сам знаешь… - Тон ее приобрел доверительный оттенок.
– Грузинская мафия, сплошные воры в законе…

– Он же прокурор!

– Тем более.

– Вот ща влезу тебе в трусы… Там бабки, да?!

– Там сам знаешь, что, - равнодушно сообщила Лора.
– Ну, влезай, влезай, коли охота…

– Уже заныкала!
– с горьким укором молвил Жуков.

– А как ты думал? Я же не знаю, в каком ты состоянии после вчерашнего…

– Вот ща врежу тебе, и тогда посмотрим на состояние…

– И пойдешь в полицию, - холодно сообщила Лора.
– А потом - в Москву!
– Добавила с угрозой: - Хочешь? Прямо сейчас устрою…

– Даю два дня, - сказал Жуков устало.
– Океан рядом… - Многозначительно кивнул на окно, за которым занимался солнечно-голубой рассвет.
– Думай.
– И принялся одеваться, пропуская мимо ушей ядовитые реплики, сопровождающие его заявление.

Закрывая входную дверь, он, вытянув шею, заглянул в глубь спальни: Лора уже спала, натянув на себя пухлое одеяло. Виднелся только больничный тюрбан и длинный нос, чутко водящий ноздрями.

Юра сплюнул и, горя безысходным чувством мести, отправился на привычную каторгу.

ГЕНРИ УИТНИ

Большой Босс - удивительное существо. Удивительное, прежде всего тем, что, не представляя собой ничего особенного, вызывает у всех безоговорочное почтение и даже искреннюю сердечную приязнь - хотя - с чего бы? Я знаю его больше десятка лет, и к стойким его качествам отношу двуличие, беспримерный цинизм и ледяной расчет, хотя кто из нашего круга лишен подобных достоинств? Но что не отнять от Большого Босса - его обаяние, несомненную эрудицию и умение завораживать своими доводами и глобальными прогнозами, которые на моей памяти сбывались, впрочем, достаточно редко. Перед тем как уйти в сенат, а затем в правительство, он, как и я, какое-то время трудился в ЦРУ, где заслужил репутацию блестящего аналитика, и сам всякий раз это подчеркивает, однако лично я к подобному утверждению отношусь с немалым сомнением. Но сомнение придерживаю при себе, позволяя в отношении босса определения исключительно превосходной степени, как все из нашего окружения. Что странно - я ни разу не заметил фальши в его сторонних характеристиках, и это меня озадачивает: то ли я единственный заблуждаюсь относительно достоинств шефа, то ли единственный не поддаюсь гипнозу, то ли члены нашего кружка, то бишь Совета, осторожничают в боязни ляпнуть крамолу, а то ли и в самом деле уверились в его непогрешимости.

Последнее - плохо и даже опасно для дела. Я сужу по своим подчиненным. Когда те из них, что занимают среднее положение, начинают верить собственным доводам, это отлично, ибо придает им искренности и убежденности, что само по себе уже превосходная реклама для корпорации. Кроме того, данный фактор определяет ту преданность и тот фанатизм, без которых нет добросовестного работника. Но для высшего руководства подобное недопустимо: когда ты начинаешь свято верить, будто все, что говоришь, и есть истина, то теряешь при этом способность в нужный момент изобретательно и умело соврать. Помимо всего притупляется чувство опасности и видение перспективы.