Взорвать Манхэттен
Шрифт:
– Мы должны купить тебе одеколоны, бритвы, словом, все, что сочтешь нужным, - говорила между тем Барбара, увлекая меня обратно, в небольшой холл перед моей комнатой, в простенке которого стоял огромный стеллаж с толстенными прозрачными полками, заполненными потешными фигурками из хрусталя и цветного стекла.
Присмотревшись, я понял, что это всевозможные клоуны, - в разных нарядах, позах, с собачками, шариками, котятами и цветочками. Верхнюю полку стеллажа венчала бронзовая фигура какого-то индийского божка, восседавшего на троне.
– Это – коллекция Генри, - пояснила хозяйка дома. – Он собирает ее более двадцати лет по
Я промямлил, что коллекция действительно великолепна, хотя, как прикинул, предложи мне ее, вряд ли взял бы и даром, а широченный стеллаж наверняка бы занял половину спальни в моей московской квартире. Что же касается особняка, то, достанься мне таковой, вряд ли я смог бы жить в пугающей громаде подобных пространств.
Мы вновь вернулись в гостиную, напоминавшую тронный зал, и уселись пить чай, когда в дверях появилась простецки одетая девушка: в босоножках, художественно изодранных джинсах и простенькой майке. Первое, что отметил мой взгляд – отсутствие на ней бюстгальтера. Впрочем, для ее крепкой груди, чьи соски выпирали на легкой ткани, никаких предметов поддержки очевидно не требовалось.
Я сразу понял, что это та самая Нина. В меру худенькая, высокая шатенка с косичкой-хвостиком, перехваченным заколкой. Губы ее были чувственно и призывно пухлы. Чем-то она напоминала Барбару, буквально сиявшую своей женской породистой зрелостью, но была еще по-девичьи хрупка, а слегка выдающиеся скулы и ясные серые глаза, в которых сквозило упрямство, выдавали явно критичный склад ума и даже некоторую недоброжелательность ее натуры, что невольно укололо меня и заставило подобраться. И еще. На меня накатила какая-то непонятная тревога. Но в ней не было предощущения опасности. И в следующий миг дошло, что, возможно, судьба свела меня с той, что и станет частью судьбы…
Я даже опешил от такого внезапного и пронзительного озарения, словно опьянившего меня, а после, будто встряхнувшись, с ироничной любезностью пожал ее руку. И поймал на себе изучающий взгляд. В нем было естественное любопытство к чужаку, инстинктивный интерес к особе иного пола, которая в диковинку в привычном мире, но в следующий миг мелькнуло нечто еще… И тут мне показалось, что в этом взгляде дрогнуло: «неужели?»
Но, прежде чем хоровод всяческих непричесанных мыслишек не повел меня ложным путем залетного ловеласа, я придал своей физиономии застенчивую отчужденность. Впрочем, как мое актерство выглядело со стороны, не знаю. Одно я уяснил точно: рассчитывать на быструю победу над этой девочкой не приходилось. То есть, в смысле физической близости я как раз почувствовал вероятности. Но они ничего не значили. А вот стать необходимым и единственным для нее, было задачкой каверзной.
Она не сводила с меня испытующего, даже слегка испуганного взгляда, от которого во мне поднималась сладкая, как тающая сахарная вата, волна взаимного понимания друг друга и первой божественной влюбленности. Мы словно застыли одни в этом мире, поедая друг друга глазами, а все окружавшее стало блеклой, неясной декорацией. Лишь отстраненно доносилось щебетание Барбары, подливающей нам чай, что, дескать, теперь мы будем жить вместе; что я, пускай и иностранец, выполнял важное государственное задание этой страны, и теперь нахожусь в отпуске…
–
«Шпион» прозвучало как «вор». Кстати, вполне равнозначные понятия.
Крах начавшейся любви. Аборт после минуты зачатия. Несостоявшаяся теща, роковая разрушительница судеб. Глупая болтушка.
Барбара, ты же убила сейчас своих внуков и всю свою будущую династию аристократов, мечтавших, наверное, породниться с территориальными потомками Рюриковичей…
– Я не шпион, - произнес я надменно. – Я – солдат. И, кстати, тетя Барбара, завтра мне надо снять швы. Меня задело осколками. Кто-нибудь здесь умеет это делать?
– Извини, Роланд, - зардевшись, произнесла Нина. После, неопределенно пожав плечами, отвела взгляд. А Барбара, с покровительственной улыбкой разведя свои царственные руки, пояснила:
– Ты, наверное, знаешь… дядя Генри работал в ЦРУ. Нина терпеть не может его прошлых сослуживцев. Я, кстати, тоже. Не знаю, вмонтированы ли здесь их омерзительные микрофоны, но я еще и еще раз повторяю: это низкие, нечистоплотные люди. Обман, шантаж, любая гнусность – норма их жизни. А любое проявление жалости, бескорыстия, любви, наконец, - патология. Каким образом мой Генри мог там служить – загадка. Впрочем… Нет, он просто сильный человек. И мудрый. Мне бесконечно жаль, что ему приходится и сейчас иметь дело с этой публикой. А, кстати, где тебя ранило?
– Россия, Кавказ… - промямлил я.
– И что ты там делал?
В глазах Нины вновь появился интерес. Но такой, вежливый.
– Консультировал… - ответил я с подчеркнутой неохотой.
– Ну, и не надо тебе туда больше, - подвела итог Барбара, вставая из-за стола. – Завтра съездим в госпиталь, тебя осмотрит врач. А сейчас – в магазин. Ты перепугаешь всю округу своей ужасной формой. Нина, ты составишь нам компанию? Вернее, ты должна ее нам составить. Мои вкусы несколько старомодны, а ты подскажешь, что ему подойдет. И еще: займись его английским!
Ни малейшего восторга слова родительницы в Нине не вызвали. Любовь, похоже, и в самом деле вошла в дверь, ведущую на выход. Если в ней и возник какой-то порыв, его скомкал привычный скепсис. Бог ведает, откуда в ней взявшийся. Но явно преобладающий в ней над легкомысленными чувствами.
Впрочем, я не терял надежды.
На том же самом лимузине, оказавшимся, как мне разъяснили, переделанным в автобус «роллс-ройсом», мы, попивая холодное шампанское из бара, покатили в огромнейший магазин, где для моей милости накупили две корзины всяческих шмоток и пакет бытовой мелочовки. При этом моими вкусами мало кто интересовался, да я особенно и не выступал с предложениями, покладисто мыча и тараща глаза на растущую груду своего будущего гардероба.
Неподалеку от кассы, на длинном столе, сортировали костюмы двое служащих. Я не без любопытства прислушался к их разговору:
– Тебе надо учить английский язык!
– наставлял чернокожий парень своего напарника - рыжего, худенького парнишку.
– Да я… британец!
– возмущенно пыхтел тот.
– Сам слышу, что ты иностранец, о том и речь…
– По-моему, мы купили все, что надо, - отвлекла мое внимание Барбара.
Увидев финальный счет, я невольно переменился в лице, но она, выставив вперед ладошку, заверила меня, что все, дескать, «о’кей» и мое дело здесь сторона.