Взорвать Манхэттен
Шрифт:
– Слушай ты, сказочник, - холодно сказал Марк, - хорош брехать о чем не знаешь. Никто никого в Новочеркасской тюряге не стрелял. А везли оттуда прямиком в Ростовское УВД. Въезжали через отдельный шлюз. И вот там-то была исполнительная камера. Стены обшиты резиной. Умывальничек. И находилась камера прямо под кабинетом начальника УВД. Хотя почему - находилась? И до сих пор там находится. В законсервированном состоянии. А последним кончали в ней маньяка Чикатило. Теперь - о палаче. Их не один, а много. И не обязательно местные. Некоторые в командировки из Сибири в тот же Ростов ездили. Имею в виду ментов. И у каждого за время службы по шесть исполнений -
За столом повисло молчание. В тоне Марка сквозила такая ленивая уверенность в своих словах и такое безусловное знание предмета, что и Виктор, и Юра почувствовали не то чтобы страх, но явственное внутреннее неудобство.
– Откуда… знаешь?
– стесненно кашлянув, спросил Виктор.
– А!
– безмятежно отмахнулся Марк.
– С кем только судьба не сталкивала… Был один хороший знакомец, знавший, как и что… Который как раз температуру мерил… Ладно, ребята, пора отдохнуть, разбирайте продукты и - врассыпную… - Чувствовалось, он понял, что сболтнул лишку, посеяв сомнения в умах собутыльников, и теперь пытался сгладить впечатление от своего внезапного откровения.
– Кстати, - указал на упаковку с пылесосом.
– Утюг свой не забудь, и пасты мне два тюбика обещал…
– Это можно, - согласился Виктор, доставая упаковку.
– Тэк-с, что за паста?
– Марк повертел в руках тюбик. Губы его тронула снисходительная улыбка.
– Дорогая, говоришь?
– Охренеть! Стоит, как чугунный мост!
– Правильно, этого тюбика года на два хватит.
– Концентрат?
– догадливо поинтересовался Жуков.
– Ага. Это для смазки зубных протезов, чтобы лучше держались, вот для чего этот гель, - сунул Марк тюбик обратно Виктору.
– Впрочем, оставь себе, может, пригодится…
– Читать надо было сначала, а то тащит все, как сорока!
– возмутился Жуков.
– А ты?!
– выпятил челюсть морпех.
– Прошлый раз дезодорант свинтил, хороший, говорит, спрэй, на тебе в подарок, дружбан, а я, не разглядев, обдал себя после душа… И закаменел, как статуй в парке культуры. Там лак для волос оказался, я две мочалки о себя ободрал вместе с кожей и чесался неделю… Так что глохни, подстава ходячая!
Попрепиравшись еще с пяток минут, начали расходиться.
Очутившись на улице, Виктор и Юра побрели в сторону набережной - жили они в домах по соседству, у самого океана.
– Слышь, - покосился морпех на приятеля, - а о расстрелах-то он как говорил, а? Будто сам…
– А может, и сам, - спокойно отозвался Жуков.
– Кто его знает?
– Но тогда какой он блатной? Тогда он - мент!
– с напором продолжил морпех.
– Да хоть бы и так, тебе что за разница? Мы тут все одинаковые в этой Америке, что менты, что уркаганы. Ты чего-нибудь плохого от него видел?
– Ну… Это да…
– А я тебе так скажу, - продолжил Жуков.
– Все эти блатные “понятия” и чиха не стоят. Их воры выдумали, чтобы в первую очередь ту братву, что под ними, разводить. Законы всякие… Кстати, к любым верхам законы не очень-то и относятся. А вор чего хочет? Имею в виду вора авторитетного? Власти. И дай ему высшую власть, куда он денется без своей полиции? А кого шефом полиции назначит? Своего же угодного ему жулика. И думаешь, не пойдет такой жулик на ответственный пост? Пойдет. Только предложи. И если надо, ответит по понятиям: пошел, чтобы больше украсть…
–
– перебил рассуждения товарища Виктор. Близость к дому ассоциативно подтолкнула его обсудить дела семейные.
– Деньги тебе вернула?
– Да хрен там…
– Моя тоже чудит…
Жена Виктора Марина, дама с университетским образованием, работала на престижной должности в крупной американской компании, и отношения супругов с некоторых пор отличала натянутость, - дипломированный специалист тяготился жизнью с грубым и пошлым, находящимся внизу социальной лестницы супругом.
– Она у американцев сейчас много чего нахватается… - многообещающе изрек Жуков.
– Уже нахваталась!
– с горячностью поддакнул Виктор.
– Тут представляешь… - Он остановился, дернув товарища за рукав. Возмущенно выпучив глаза, поведал: - Купила себе трусы… Какие-то, бля, непонятные, резинка в кружевах… - Расставив ноги, выразительно провел ребрами ладоней по паху.
– Ты понял? Зачем ей такие трусы? Я вот не понял… Хотя подозреваю.
– Будут сложности, - прокомментировал Жуков.
– Н-да… Хорошо, я зарплату за неделю получил, - невпопад отозвался Виктор.
– Ну, в «Стоп и шоп». А то бы сгорели денежки… Куда теперь приткнуться - не представляю…
– Жизнь сама направит, - сказал Жуков.
– Причем в самом непредсказуемом направлении.
Через несколько минут, поднимаясь в лифте на свой этаж, он забыл эти слова, и уж совершенно не представлял, насколько пророческими они окажутся в отношении его собственной персоны через какие-то два дня.
МАКСИМ ТРОФИМОВ
Нас было пятеро, их - десять. Мы возвращались с разведзадания, продвигаясь по лесополосе, густо заросшей кустарником, ступали неслышно, мягко раздвигая хлесткие ветви, и профессиональная выучка не подвела: в распадке, поросшем сочной июньской травкой, покидав по сторонам автоматы, предавались походной трапезе бородачи в камуфляже - десять относительно беззащитных на сей момент головорезов.
Обсуждение ситуации никому из нашей пятерки не требовалось. Обзор противника, секундный анализ его близости к оружию и - мгновенный вывод: перед нами - боевое подразделение, либо идущее на очередное злодеяние, либо, что плохо, - уже успешно с него возвращающееся. Малейший промах, допущенный нами, то бишь - любой шорох, слово или звяк, сулят неизбежный бой с неизбежными потерями, а удержание преимущества и грамотная подготовка к бою, а вернее, к бойне - такую же неизбежную и легкую победу.
Помог один из бородатых, что-то бубнивший в микрофон рации. Оторвавшись от наушников, он высказал соратникам полученное им сообщение, боевики радостно загалдели, и это дало нашей пятерке возможность относительно безопасно рассосредочиться по огневым позициям и жестами определить индивидуальные цели. Каждому - по две.
Мне достался радостный радист и какой-то парень, показавшийся отчего-то знакомым, хотя на раздумья, где я мог его видеть, времени уже не было. Палец повел спусковой крючок, и вторым планом я отстраненно удивился, когда только успел спустить скобу предохранителя? Бухнул, утонув в череде себе подобных, первый выстрел, разнеся голову «знакомца», прицел переместился на радиста, дернувшегося к оружию, и тут уже было не до снайперской изощренности: я твердо зафиксировал верхнюю часть корпуса с запасом его перемещений в пространстве, и вновь вдавил спуск. На деле эта пара выстрелов едва ли заняла две секунды.