Взойти на перевал
Шрифт:
Герцог встал с кресла, подошел к огромному резному буфету, открыл одну из дверец и спросил:
— Тебе, сэр Алексий, наторианского или чего покрепче?
— Нет, водку не надо — слишком уж с ног валит, хоть и совсем ненадолго, — отказался от беленькой барон, — давай, милорд вина.
Кирилл достал оплетенную глиняную бутылку и пару стограммовых хрустальных стаканчиков, побочную продукцию Михайловской стеклофабрики. В основном там делали специальную лабораторную посуду для развивающейся сангарской химической промышленности. Но работники во внеурочное время
Они пригубили отличное вино из захваченного еще под Лемурбергом богатого королевского обоза.
— Полковник, — вдруг спросил герцог, — ты никогда не пробовал ставить себя на место вражеских солдат и офицеров?
— Ты это к чему, твое высочество?
— Это они сейчас вражеские воины, а придет время — станут моими. Эта война на самом деле, по сути, битва старого и нового. В какой-то мере — даже гражданская, где свои уничтожают своих. У нас только один враг — подлец Лоусвилл, но не обычные люди, которые по тем или иным причинам вынуждены служить злыдню.
Барон Стоджер задумался над таким видением этой войны. Но долго размышлять Кирилл ему не позволил:
— Есть еще один существенный фактор, который заставляет нас очень бережно относиться к нашим воинам.
— Какой, твое высочество?
— У нас в составе армии, впрочем, вероятно, как и везде на Наташке, большая половина бойцов женщины. Но вот существенное отличие от других войск — очень много бывших монашек, — герцог вдруг широко улыбнулся. — Так вот, друг мой, хочешь, верь, хочешь, нет, но большинство из них нынче беременны.
— Н–да? А откуда информация? Хотя… — барон сам понял, что вопрос бессмысленный.
А Кирилл с удовольствием и некоторой грустью вспомнил маленькое событие недельной давности, после чего и дал принцессе задание разобраться с этой темой.
Баронесса Бахметьева, уже несколько недель не ночевавшая в постели герцога, зашла в малую трапезную в самом конце ужина в — с ума сойти! — вечернем платье, прекрасно подчеркивающем все особенности ее ладной фигуры. Явно чем-то обрадованная Гражина чуть ли не официально в полном соответствии с этикетом испросила аудиенцию. Кирилл, конечно же, немедленно указал ей на вход в кабинет. Пропустив даму вперед, хотя по своему статусу монарха и сюзерена должен был идти первым, закрыл за собой дверь и, без всяких прелюдий обняв со спины, принялся, запустив руки в вырез платья, ласкать груди:
— Я по тебе соскучился.
Баронесса, однако, аккуратно высвободилась, повернулась и, чуть подтянув пышные юбки, опустилась перед ним на колени:
— Прости меня, мой герцог, если сможешь, и… благослови.
Весьма удивленный Кирилл, только было собравшийся вновь запустить руки в декольте, отдернул их, как будто обжегся, поднял женщину, усадил в кресло и приподнял за подбородок склоненную голову:
— Кто он?
— Даррюша Астахов, — без промедления ответила Гражина, встряхнув головой.
Ее каре взлетело и опало, как будто ветер вдруг влетел в кабинет поиграться с ее еще короткими светло–русыми с рыжинкой волосами, а в глазах была такая
— Я уже три недели как беременна от него.
«Три недели. Выкидыши, при несоответствии генома материнскому, бывают обычно к концу первой. Максимум — дней десять. Значит, почти гарантированно выносит и родит здорового ребенка!» — пронеслось в голове Кирилла. Он расцеловал леди в обе щеки, опасаясь близко приближаться к губам, и, насколько можно торжественней, провозгласил:
— Благословляю именем Создателей!
А позже, оставшись один, задумался. Ему уже докладывали, что как в Сталегорске, так и в Михайловске ожидается демографический взрыв. С одной стороны, это очень хорошо. Но как потом в морозы матери потащат младенцев через горы?
***
— То есть, для поддержки веры в Создателей, «божественности» их самих и детей требуется, как минимум, хотя бы одно чудо?
— Как-то так, — согласился подполковник с интерпретацией женой его размышлений вслух.
— Чудо, если не ошибаюсь, это сверхъестественное явление, не согласующееся с законами природы, обусловленное влиянием особых возможностей богов и их протеже, — уточнила Сюзанна.
— Соответственно, возникает вопрос, какие чудеса мы можем продемонстрировать модификантам на Наташке? — кивнул Затонов.
— А предупреждение, что через полсотни лет на планете наступит климатическая катастрофа, разве недостаточно?
— Не–а. Слишком мелковато для Создателей, позиционирующих себя всемогущими, и при этом не справившимися с какими-то там вулканами на сотворенной ими планете, — вздохнул Павел. — Придется, наверное, за что-нибудь обидеться на якобы недостойных модификантов и в качестве демонстрации гнева наслать на них похолодание.
— Тоже вариант, — согласилась она. — Что-то вроде изгнания Адама и Евы из рая. Только вот, в нашем варианте, за что?
— Неправильный вопрос, — хмыкнул Затонов, — Было бы до кого дое… — он посмотрел на жену и поправился, — к кому прицепиться, а за что… Это, как инспектор воздушного движения на планете–матушке, если надо — и до столба дое… домотается. В общем, ты меня поняла.
Она хихикнула на потуги подполковника обойтись без матерных выражений и решила еще больше вогнать его в краску:
— На счет своего всемогущества, ты Пал Саныч, явно загнул. Особенно при учете наличия явно не божественных, а обычных плотских желаний по отношению к Создательнице.
— Ты, Сюзанна Теодоровна, — отплатил для начала подполковник той же монетой, назвав ее по имени–отчеству, — не кощунствуй, а предложи настоящее чудо. А то не посмотрю на твою божественную сущность и разложу прямо этом столе.
— Это бы было интересно, — протянула она и облизала кончиком языка губы. В глазах плясали веселые чертики. Но тут же взвизгнула, едва Затонов начал демонстративно подниматься в кресле: